– Здорово, я снова стану призраком! – обрадовалась Вита.

Орлин проникла в женщину. Казалось, физическое тело Виты лишилось своей субстанции, действительно перешло в разряд призраков.

На мгновение возникла неразбериха, пока они сливались с чужим телом и сознанием. Затем все снова встало на свои места. Женщина готовила кусочек мяса, который ей удалось найти во время последней вылазки, – часть животного, разорванного взрывом бомбы. Она надеялась, что, если варить достаточно долго, его можно будет есть. В конце концов, ничего другого нет.

Орлин огляделась по сторонам. Лачуга оказалась на удивление удобной – учитывая материалы, из которых ее построили: щели надежно заделаны бумагой, куски пенопласта служили подушками для самодельных стульев. Впрочем, ни книг, ни электричества тут не было – самый настоящий крестьянский дом.

– Орлин.

Она подскочила на месте от удивления. Кто позвал ее по имени? И тут вспомнились слова Марса – она будет слышать имя женщины, как свое собственное.

Орлин оглянулась и увидела старика, лежавшего на кусках пенопласта. Именно в него‑то и вселился Марс.

– Что такое, отец? – спросила она; точнее, спросила женщина, в теле которой она находилась. Язык показался ей родным, хотя Орлин и понимала, что это не так.

– Наружу.

Так. Она сообразила, прочитав мысли женщины, что ему понадобилось выйти на улицу, чтобы справить нужду; сам старик подняться не мог. Женщина положила ложку, которой мешала еду, и подошла к старику. Чуть наклонилась, чтобы он ухватился за ее плечо, и помогла ему подняться. У него были совсем слабые ноги, да и все тело пугало своей худобой; старик явно страдал от недоедания.

Нет, не только. Ей удалось выяснить, что он стал жертвой газовой атаки. По чистой случайности оказался довольно далеко от эпицентра, и ему удалось убежать, в то время как остальные падали и умирали. Он выжил, но его легкие пострадали, а тело совсем ослабло. И вот он цепляется за жизнь, хотя постепенно проигрывает сражение.

Она тащила его за собой наружу, в сторону канавы, куда сбрасывали всевозможные отходы. Там установили коробку, которая обеспечивала им некоторое удобство, да и скрывала от посторонних глаз – хотя и не очень эффективно. Но все равно так лучше, чем ничего. Женщина оставила старика, а сама вернулась к стряпне. Так она показывала, что по‑прежнему уважает отца: давала ему возможность побыть в одиночестве. Какое унижение он испытывал, оказавшись в плачевном положении! У когда‑то крепкого хозяина своего поля теперь вообще не осталось никаких собственных тайн – даже такой мелочи, как физиологические потребности.

Женщина подумала о горе, которое причинила им бесконечная война. Когда‑то и она была гордой красавицей, имела четырех сыновей, двоих дочерей и мужа, предпринявшего хадж. А потом началась война – и так и не заканчивается, год за годом отнимает у них все больше и больше. Сначала налоги лишили накоплений – пусть и не очень значительных. Затем мужа призвали на войну с неверными, она осталась с детьми и отцом убирать урожай. Им удавалось справляться – до тех пор, пока на деревню не напал враг. Они успели забаррикадировать дом и спрятать детей, но солдаты ворвались и изнасиловали ее. После чего избили отца, разгромили дом и нашли детей. Забрали мальчиков, а девочек изнасиловали, хотя обеим еще не исполнилось и десяти. В первый раз в жизни женщина порадовалась, что рядом нет мужа, потому что его, вне всякого сомнения, стали бы пытать, а потом убили бы.

– Орлин!

Отец готов вернуться в дом… Она снова положила ложку и вышла наружу. Помогла ему добраться до подстилки. Старик лег, тяжело дыша. Ей не нравилась мысль, которая тем не менее постоянно приходила: сколько еще он протянет? Он попал под газовую атаку, когда ушел на поиски пропитания, и сначала не понял, что случилось.