И я сам. Пришел в себя… у ворот Ада. Это случилось двадцать лет назад, мне осталось еще около тысячи, чтобы отбыть наказание.
– Но твоя рана похожа на пулевую! – воскликнула Орлин. – Ты ведь погиб во время столкновения на шоссе?
Несчастный с трудом улыбнулся:
– Это не моя рана. И не пассажиров, погибших во время аварии. Я страдаю за собаку.
– Собаку?
– Видишь ли, среди пассажиров в основном были дети. Зло еще не запятнало их души, хотя кое‑какие некрасивые поступки они совершали. Они остались бы в Чистилище или еще где‑нибудь до тех пор, пока не заслужили бы право отправиться в Рай. Но они умерли раньше времени. Возможно, при жизни им удалось бы искупить свои грехи, а потом за ними пришла бы смерть от естественных причин. Вот в чем моя вина.
– В том, что ты лишил их такой возможности? – догадалась Орлин.
– Именно. Я должен нести наказание за то, что они совершили, раз они преждевременно ушли из жизни и не успели сами исправить зло. Мне понадобится несколько веков, чтобы разобраться с грехами погибших тогда людей, но я даже рад, ведь в определенной степени я расплачиваюсь с ними за то, что у них отнял.
– Но каким образом собака…
– Один мальчишка играл с пистолетом и застрелил соседскую собаку. Чтобы никто ничего не узнал, он притащил труп на пустырь и закопал его там. Ему это сошло с рук, сосед решил, что собака убежала.
Орлин присмотрелась к нему повнимательнее.
– У тебя из раны течет кровь… Как долго продлится твоя мука? Собака умерла не сразу?
– Рана была не очень серьезной, – ответил мужчина. – Собака от нее не умерла.
– Не умерла! Но ведь мальчик ее похоронил!
– Да. Собака задохнулась под землей. Не могу сказать, что с нетерпением жду наступления этой части искупления греха.
Орлин была возмущена, несмотря на очевидную справедливость наказания.
– По крайней мере, все скоро кончится.
– Да, через несколько часов, – тяжело дыша, ответил он. – Но повторится снова и снова.
– Повторится?
– Я должен переживать весь ужас происшедшего еще и еще раз, пока полностью не раскаюсь в содеянном. Мальчишке понадобилась бы целая сотня раз!
– Но ты же не виноват в смерти той собаки! Разве ты можешь искренне раскаяться в том, чего не совершил?
– Согласен, тут возникает некоторое противоречие, – проговорил мужчина.
– Наверное, именно по этой причине мне так и не удалось сдвинуться дальше первого грешника.
– Первого? Первого из тех, кто пострадал во время катастрофы?
– Первого существенного греха первого из погибших, – пояснил страдалец.
– Сколько… сколько раз ты уже пережил смерть собаки?
– К нынешнему моменту? Не знаю. Я сбился со счета на десяти тысячах.
– Десять тысяч!
– Несколько лет назад, мне кажется. Впрочем, здесь, в голой камере, следить за временем совсем непросто. Ты первая посетительница, с которой мне довелось поговорить.
Орлин возмущал поступок мужчины. Она не могла симпатизировать тому, кто отнял у детей жизнь, поскольку знала, как страдает мать, теряя ребенка. Но то, что здесь происходило, поражало своей бессмысленностью. Этот человек никогда не сможет искупить чужие грехи, не говоря уже о своих собственных. Он совершенно зря страдает!
Тем временем мужчина начал синеть, дыхание с трудом вырывалось из его груди. Он перешел на стадию, когда собака задыхалась.
– Могу я что‑нибудь для тебя сделать? – спросила Орлин, чувствуя себя беспомощной и немного глупой, но доброе сердце тем не менее заставило ее задать этот вопрос. |