— Иди ко мне, — прошептала она, овеяв жарким дыханием его ухо. — В меня, сейчас.

Он убрал с брюк неловко мявшие их пальцы Изабель, высвободил себя. Плечо его почти прижималось к лакированному дереву книжного шкафа с застекленными дверцами. Над ее головой висела рама с картиной — цветы в терракотовом горшке. Стивену пришлось немного приподнять Изабель, сомкнуть ее ноги вокруг своей талии, — так, чтобы, не двигаясь в ней, нести на себе ее вес. Плечо Изабель толкнуло раму, и та отползла по стене в сторону.

Изабель снова открыла глаза, улыбнулась ему: «Люблю тебя». Она целовала лицо Стивена, держа его тело в плену своего веса. А потом опустила ноги на пол и мягко извлекла его из себя. Плоть Стивена затвердела, вздулась от прилива крови. Изабель водила по ней ладонью вверх и вниз, пока он не начал задыхаться, и скоро колени его подогнулись, и он выплеснулся на пол и на ее платье — и все же она успела принять последние три или четыре содрогания в рот. Казалось, что она проделала все это инстинктивно, почти из чувства опрятности, а не потому, что умела и уже делала прежде.

— Красная комната, — прошептала Изабель. — Через десять минут.

Юбки ее опали, вернувшись на положенное место. Похоже, она и не заметила следов, оставленных им на ее одежде, спереди. Стивен смотрел, как она выходит, со всегдашней скромностью едва покачивая бедрами. Он, полураздетый, чувствовал себя неловко, ему казалось, что Изабель обошлась с ним как с мальчишкой, раздразнила его, хотя ощущение это и не было неприятным. Он привел в порядок брюки, рубашку, вытер носовым платком полированный паркет.

Стивен прошелся немного по парку, рассчитывая остыть, успокоиться, а затем поднялся, как ему было велено, к себе в комнату. И сидел там, глядя на медленно ползущую стрелку карманных часов. Если считать, что в парке он провел три минуты, перетерпеть осталось только семь. Когда они истекли, Стивен разулся и беззвучно спустился на второй этаж. По главному коридору до узкого прохода, потом по нему, потом маленькая арка… Дорогу он запомнил.

Изабель ждала его внутри, одетая в халат с красно-зеленым восточным рисунком.

— Я так испугалась, — сказала она.

Он присел рядом с ней на полосатое покрывало.

— Ты о чем?

Она сжала его ладонь своими.

— Ты не смотрел на меня вчера вечером, и я испугалась, что ты передумал.

— Насчет тебя?

— Да.

Он почувствовал, как тревога Изабель вливает в него новую силу. То, что она может так сильно желать его, все еще казалось ему невероятным.

Стивен взял в ладони ее волосы со всеми их красочными оттенками. Он тоже испытывал к ней благодарность.

— После всего, что мы делали, что говорили друг другу? Как ты могла сомневаться?

— Ты не смотрел на меня. Мне стало страшно.

— Что я мог сказать? Я выдал бы нас.

— Ты должен улыбаться мне или кивать. Что-нибудь. Пообещай. — Она начала целовать его лицо. — Мы придумаем какой-нибудь знак. Обещаешь?

— Да. Обещаю.

Он дал Изабель раздеть его, просто стоял, пока она избавляла его от одежд, складывая их на кресло. Мощь его возбуждения, якобы не замеченная ею, наполнила Стивена гордостью и отвагой.

— Моя очередь, — сказал он, однако ему оставалось снять с Изабель лишь шелковый халат, под которым крылась красота ее кожи. Он припал щекой к белизне ее груди, поцеловал горло — там, где кожа Изабель раскраснелась, когда она работала в парке. Кожа была юной, свежей, почти белой, если не считать узора маленьких родинок и веснушек, которые он попытался слизнуть кончиком языка. Потом, ласково опустив Изабель на кровать, он зарылся лицом в ее ароматные волосы, покрыл ими свою голову.