|
Она без персоналий горазда порассуждать важно о разборках, крышах, стрелках, крестных отцах мафии в правительствах, как о неизбежной принадлежности огромных денег. Для нее бизнес – опасное и интересное приключение, в котором ей не дают по настоящему поучаствовать. Доблестный труд бухгалтера явно тосклив и скучен, если приходится так себя взбадривать.
– Сергей, – окликнул Измайлов.
– Все работодатели Норы ходят по краю, но давно и привычно, – не заставил себя ждать Балков. – Фирмы мелкие, существующие год два. Потом их ликвидируют и открывают новые на тот же срок. Куратор из налоговой отзывается об отчетах положительно, не догадываясь о том, что их делали совсем не те, кто расписался в строке «главный бухгалтер».
Вот это да, они и Нору проверили.
– И тебя, и Веру, чтобы не обидно было, – сказал Измайлов.
Я подскочила, суеверно уставилась на него, и в зеркалах моей души отразилось боязливое: «Чур меня».
– То из тебя слова не вытянешь, то ты начинаешь думать во весь голос.
– Я это вслух сказала?
Они засмеялись. Опять я опростоволосилась.
– Может, это из за разбитой головы? – предположил Борис.
– Нет, со мной бывает, – опрометчиво бросила я.
– Я ее боюсь, – признался Юрьев.
– Я за нее боюсь, – предложил свой вариант стойкий Балков.
– А я все чаще за себя боюсь и не ручаюсь, – не отстал Измайлов.
– А я курить хочу, – заняла я очередь на высказывание.
– Потерпи, Полина. Нам всем сейчас нельзя курить. Кстати, Нора девушка умная, она дома не дымит, только на балконе. И вместо проветривания обеспечивает мне невесть что.
– Она, между прочим, совсем не курит, – обрадовалась я шансу пресечь всезнайство Измайлова. – И никому не разрешает. У ее рыженькой таксы хронический бронхит, так что навещающие Нору курильщики отрываются на лестнице.
– Тогда встали, ребята, и тихо тихо пошли в мою спальню. Я на костылях бесшумно не ходок.
Мы недоуменно переглянулись, но покорно выстроились гуськом и крадучись двинулись по коридору. В спальне была открыта балконная дверь – излишняя лихость для холодного апреля. Пантомима «нюхаем воздух» была в качестве напутствия исполнена Измайловым мастерски. Однако чтобы различить слабый табачный запах, нам пришлось подойти к самой двери. После чего стало очевидно: на примыкающей к Измайловской лоджии Норы кто то в эту минуту курил, жадно затягиваясь.
Мы вернулись в комнату и сообщили Измайлову о своих обонятельных впечатлениях.
– Надо полагать, нам повезло застукать неизвестного с первой попытки? – осведомился Юрьев.
– Полагайте. Теперь можете травиться, – милосердно позволил Измайлов и взял сигарету.
– Виктор Николаевич, а что вы планируете после перекура? – спросила я. – Будем пробовать на вкус, измерять на глаз и трогать руками?
– Найдем, чем заняться, – пообещал он так, как обещают разнос и увольнение. – Послушайте меня, люди. В прошлую субботу, в день убийства Петра Коростылева, у Норы поселился некто, кого не знали ее собаки. В силу того, что он находится в квартире неотлучно, им пришлось привыкать к постояльцу. Но до сих пор таксам трудно примириться с тем, что хозяйка делит с ним трапезу. Этот некто почему то не может выйти покурить на лестницу, как поступают все остальные, а смолит на балконе. Причем так беззвучно, что, если бы не запах, я бы и не догадался о его присутствии. И, наконец, Нора мечтает об участии в криминальном приключении. Вопрос: «Кого она приютила?»
– Вы, Виктор Николаевич, клоните к тому, что Ивнева… – заговорил Борис.
– Проницательный ты. Да, Ивнева, на скрупулезные поиски которого мы потратили восемь дней. |