| Или было еще слишком рано, чтобы об этом сообщил факс, или власти решили сознательно проигнорировать существование этой пьесы. Последнее наиболее вероятно, подумал он. Ссутулившись, он подошел к прилавку и заказал сэндвич. Экран магазина, как увидел Эмори, был настроен на канал «Трансвидео», но там показывали какое-то безвкусное варьете. Он ткнул большим пальцем в сторону экрана. — Эй, Мак, сегодня ведь вроде бы должно пойти что-то захватывающее? Что-то там о барьерах? Человек за прилавком был робкий, маленького роста, с острым подбородком и постоянно отворачивающимися глазками, к тому же он носил странные розовые контактные линзы. — Вы хотите сказать, — хихикнул он, — что не слышали, что произошло? Эмори подался вперед. — Нет. А что произошло? — Транслировалось какая-то безумная пьеса о других странах мира и о том, что мы должны подружиться с ними. И все в таком же духе. А затем, минут пятнадцать-двадцать спустя, пьеса внезапно прервалась и диктор объявил о технических трудностях. — Маленький человечек внимательно поглядел на Эмори и добавил, снизив голос: — Только между нами, дружище, могу сказать, что программа явно была запрещена цензурой. И теперь все делают вид, что мы ничего не видели и не слышали. — Звучит вполне правдоподобно, — кивнул Эмори. — Правдоподобно и очень плохо... Приходящие в магазин люди постоянно спрашивают об этой пьесе. Канал же потеряет всех клиентов, когда будет так отключать все, что ему захочется. Эмори принялся громко жевать сэндвич. — Я думаю, видео работники осторожно относятся к тому, что показывают. — Может быть даже слишком осторожно, — сказал продавец. — Не то что бы я имел в виду... — Он замолчал. — Я понимаю, — сказал Эмори, заплатил по счету, снова поднял воротник и вышел в безлунную беззвездную ночь. Его внимание привлекло какое-то настойчивое жужжание, он повертел головой, поднял взгляд и увидел, как над городом висит вертолет. И что-то летело из его открытых дверей, какие-то листки бумаги, словно сорванные ветром осенние листья. Листовки, подумал Эмори. Вертолет полетел дальше, а листы медленно планировали на землю. Их будут подбирать, их, возможно, будут читать и, возможно, люди даже поймут то, что в них написано. Возможно, да. А возможно, и нет. Но попробовать стоило. Семя девиации было посеяно. Пустит ли оно корни, которые будут заметны всем? Подняв голову, Эмори, — мимо вершин городских башен, сквозь темный туман, скрывающий город, сквозь облака, закрывшие небо, — уставился ввысь. В темноте не было видно ни одной звезды, но Эмори знал, что они есть, яркие точки за темнотой. Сердце его упало, когда он подумал о гигантской задаче, которую все еще предстоит выполнить, прежде чем человечество будет готово защитить себя от Карга и его соплеменников. Он покачал головой. Карг наверняка одержит победу, Земля подпадет под пяту захватчиков. Но, по крайней мере, подумал Эмори, я попытался. Я попытался. Внезапно ему снова захотелось поговорить с Григореску, рассказать румыну, что он сделал и, возможно, узнать, исчезли ли инопланетяне и из Румынии. К тому же, Левиттаун был хорошим местом для игры в прятки. И он решил поехать к эсперу Хэдэфилду. Он огляделся в поисках стоянки такси и уже заметил ее, освещенную неоном, когда позади кто-то засвистел и пронзительно закричал. — Вон он! — кричал кто-то. — Вон этот Эмори! И тогда Эмори побежал.   Стоянка такси была почти в половине квартала дальше. Пока Эмори бежал, позади него по тротуару гремели шаги. Не оглядываясь, он вбежал под навес стоянки, промчался вниз по лестнице, параллельно эскалатору и лифтам, и перепрыгнул через турникет. Никто его не остановил.                                                                     |