— Спасибо, — сказала Вероника, — буду рада почитать. Эмма, когда она вышла?

Я ответила, потом последовали новые вопросы, но я возразила, что лучше прочесть роман без подготовки, ничего не зная о его фабуле.

В последующие дни я, невзирая на все старания, так и не смогла припомнить о том вечере ничего, кроме этого момента. Мы провели у Терри еще некоторое время, но память не сохранила ни одной детали: хоть я и поддерживала разговор — проявляя внимание, отзывчивость, остроумие и любознательность, — в голове занозой сидело, что Вероника заберет с собой мою книгу. Если она прочтет роман и он ей понравится, то, может, у нее возникнет желание написать о нем, а если такое случится — ну, об этом я даже думать не могла, не хватало мужества.

В тот вечер мы все обменялись визитками, но я решила не звонить Веронике с вопросом, что она думает о книге. Это выглядело бы слишком назойливым, к тому же она наверняка не скажет, если роман ей не понравится. Однако через неделю я стала думать, что она совершенно обо мне забыла, положив книгу в груду других, и мое нервное возбуждение стало ослабевать.

Прежде чем она со мной связалась, прошла всего неделя, которая, впрочем, показалась мне вечностью. Звонок настиг меня на работе в магазине.

— Эмма, это Вероника Хиллард, мы с вами на ужине познакомились, — представилась она, как будто я нуждалась в напоминании о том, при каких обстоятельствах это произошло.

Сердце подпрыгнуло у меня в груди.

— Вероника! Очень приятно, что вы позвонили. Как у вас дела?

Я махнула рукой Джекки, показывая, что должна отлучиться в кабинет на задах магазина, она кивнула и встала за прилавок. Мы с Вероникой обменялись неизбежными светскими любезностями, и она перешла к делу:

— Книга мне понравилась, Эмма, в самом деле понравилась. Терри не солгал, она потрясающая. Мои поздравления.

Меня захлестнула волна радости. Я открыла рот, чтобы сказать что-нибудь, хоть что-то, но не смогла издать ни звука.

— Я только что звонила Фрэнки Бадосе, — продолжала Вероника. — Пусть знает: раз уж мы до сих пор не написали о вашей книге, я возьму на себя смелость это сделать. Думаю, вы останетесь довольны. Обзор выйдет в следующем номере, на этой неделе.

ГЛАВА 19

Воскресной ночью я проснулась, чувствуя себя совершенно больной. И в полном ужасе. Меня вот-вот разоблачат, осудят и повесят по одной простой причине: никто не поверит, что неизвестная тридцатидвухлетняя владелица магазина могла написать такую хорошую книгу. Из небытия возникнут мои учителя, возвещая, что в школьные годы я ни разу не родила ни одного хоть мало-мальски запоминающегося текста, и удивляясь, как же мне удалось создать подобный роман. Ни в коем случае нельзя было соглашаться на эту авантюру. К тому же существовала вероятность, что на самом деле книга Веронике не понравилась. Могло такое быть? Вдруг она из вежливости морочила мне голову, и я вот-вот обнаружу, что на этой неделе никакого обзора нет, и мне достанутся одни отговорки?

Конечно, все это ерунда, а меня просто снова настиг приступ паранойи. Было три часа ночи, и я лежала, уставившись в потолок. Казалось, мне снится кошмар, да вот только я не спала. Почему, гадала я, именно в три часа ночи темный, тихий мир чистой правды, скользнув в постель, устраивается рядом и не дает с облегчением забыться сном? Я давным-давно прочла где-то нечто подобное, и до чего же уместными показались мне сейчас эти строки! О чем вообще я думала раньше? Нельзя было в это лезть: даже если мне поначалу удавалось прикидываться, теперь меня непременно разоблачат. Никто в здравом уме не поверит, что я, старая добрая я, просто проснулась однажды утром и ни с того ни с сего создала шедевр.

Мобильник на тумбочке зажужжал и засветился, я взяла его и, еще не глядя на экран, догадалась, что пришло сообщение от Беатрис.