Не надо было лгать ради меня, Эмма.
— Это не ложь. Я тебя видела.
— Я не ходил в тот день за сэндвичем и кофе. — Он искоса смотрит на меня. — И никогда не хожу, это делает мой помощник. — Он говорит безразличным тоном, словно ему все равно. Нет смысла настаивать.
— Ты сообщил в полицию?
— Что ты солгала ради меня? Нет.
— Джордж, я хотела как лучше.
— Я знаю и тронут, правда. — Он одаривает меня короткой благодарной улыбкой и делает жест в сторону кухни. — Будешь кофе? Я бы не отказался.
— Хочешь, сварю? — предлагаю я.
— Нет, я сам, мне надо занимать себя такими вот обыденными вещами. — Его улыбка становится еще грустнее.
— Джордж?
— Да? — оборачивается он.
— Ты не против если… не возражаешь, чтобы я…
— Что такое?
— Можно я схожу наверх? В ее кабинет. Просто в последний раз, когда я там была, мы так…
— Понимаю. Конечно, иди.
— Спасибо, Джордж.
Он выходит из гостиной, а я поднимаюсь по лестнице, глядя прямо перед собой.
Мне ясно, что коктейльная салфетка с большой долей вероятности находится в сейфе, в одном из тех толстых конвертов. Но все равно до сих пор надеюсь, что Беатрис оставила ее где-то в спальне или в кабинете. Ладно, раз уж я все равно здесь, то ничего не потеряю, если попробую поискать. Не знаю, что мне делать, если она все-таки в сейфе, — цифр, которые набирал Джордж, я не разглядела.
Я испытываю сильное ощущение дежавю, когда быстро выдвигаю ящики и копаюсь в блокнотах, проглядываю полки и открываю папки, но снова, как и в прошлый раз, ничего не обнаруживаю. Салфетки нет. Или, может, она есть, просто мне ее не найти. Однако я, воспользовавшись возможностью, пристраиваю ключ, который дала мне Беатрис и который я прятала в кармане, среди скрепок и ластиков в маленьком фарфоровом блюдце на письменном столе.
Я иду в спальню и первым делом замечаю, что теперь тут иначе пахнет. В спальне особенно чувствуется, что хозяйка покинула дом навсегда, ведь ее запах исчез. Поразительно. «Даже „комната для капризов“ не скучает по тебе, Беатрис», — думаю я.
Джордж не убрал ничего с тумбочки у той стороны кровати, где спала Беатрис. Ее лицо смотрит на меня из рамки — ну кто держит собственные фотографии на прикроватном столике? Я легонько веду по стеклу пальцем, и на подушечке остается немного пыли. Я подумываю, не плюнуть ли на снимок.
— Она читала это перед смертью.
Я оборачиваюсь и смотрю на Джорджа. Мы почти в тех же позах и на тех же местах, что я и Беатрис в тот роковой день. Он стоит, прислонившись к дверному косяку, руки сложены на груди. В точности как она тогда. Я тоже стою, и это единственное различие.
Джордж подходит ко мне, и мы вместе смотрим на стопку книг, которую я, по его мнению, разглядывала.
— «Красный свитер» Джей-Кей Острина, — задумчиво тянет он.
Книга лежит среди других вещей: рядом журнал и всякий мелкий хлам, до которого легко дотянуться с кровати: начатая упаковка таблеток от головной боли, блокнотик, несколько скомканных бумажных платочков.
Я дотрагиваюсь до книги.
— Одна из ее любимых, — говорит Джордж. — Беатрис ее перечитывала. Тебе тоже понравится, я знаю. На. — Он берет книгу и сует мне в руки. — Это тебе. Она правда очень ее любила.
— Ой, Джордж, нет. Я не могу взять.
— Пожалуйста. Я хочу, чтобы ты ее взяла, и, уверен, Беатрис тоже бы этого хотела.
Я беру книгу, думая: «Да какая разница», и глажу обложку жестом, который, надеюсь, сойдет за ностальгический. |