— Можем развести костер. Тебе холодно?

Фелиция мотает головой.

— Дым могут увидеть.

— Ну и что?

— Не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что мы здесь. Ты ходил сюда с Фредериком, Дэн?

— Сама знаешь.

— Я не была уверена. Вы сидели прямо здесь?

— Нет, не здесь.

— Я рада.

— Почему?

— Потому что иногда мне кажется, будто ты бываешь со мной только из-за Фредерика. Мы ничего не делаем просто так. А сегодня наша последняя встреча, и я хочу, чтобы было по-другому.

— Сегодня не последняя встреча.

— Последняя. Ты уедешь в Лондон, а я останусь здесь, с Джинни.

— Выйдешь за Джеффа Паддика, да?

Она покатывается со смеху:

— Ты правда так думаешь?

— Все к этому идет. Его сестры помешались на Джинни.

— Это он сказал?

— И подыскивают шетлендского пони, чтобы она училась ездить верхом.

Фелиция прекращает смеяться.

— Они желают нам добра, — говорит она. — Он хороший человек. Мне он нравится.

Я не отвечаю.

— Но выходить за такого замуж, Дэн, это чересчур. Надеюсь, ты понимаешь.

У меня слабое, но отчетливое ощущение, будто Фелиция набирается смелости, чтобы рассказать мне о своем былом замужестве. Гарри Ферн желал ее. Благодаря этому желанию на свет появилась Джинни. Наверное, Фелиция думает, будто я знаю меньше, чем она. Точно так же парни и мужчины думают, будто они знают все.

— Джудит и Энн спят в одной кровати. Раздельно не могут, — говорит Фелиция. — А у старой миссис Паддик своя собственная комната. Как говорит Долли Квик, чтобы туда войти, надо быть похрабрее, чем она. — Фелиция отхлебывает чай из бутылки, утирается рукавом и улыбается мне. — Я знаю, ты не любишь Долли. Но она очень мне помогла, когда родилась Джинни. Не знаю, как бы я смогла родить без нее… Гарри не было, а доктор уехал в Труро. Ты знаешь, что Джинни родилась на три недели раньше срока? Я так испугалась, Дэн, когда начались схватки. Ты себе не представляешь. Сидела на лестнице и плакала, а тут вернулась Долли — забыла что-то, не помню, что именно. Может быть, ничего и не забыла. Она меня тогда очень поддержала. Она знала, что делать — отвела меня наверх и сказала, что неважно, придет доктор или нет, все и так будет хорошо. Больше всего мне запомнилось, что она не снимала шляпку. Я все время смотрела на блестящий черный шарик на конце ее шляпной булавки. Она проявила такое участие, но потом пришел доктор и принялся распоряжаться, как будто она ничего не умеет. Руки у него были холодными. Когда родилась Джинни, он поднял ее за ноги и встряхнул, будто кролика, а я не смогла ему помешать.

— Возможно, они всегда так делают.

— Ты думаешь? Мне это кажется странным. Джинни вопила без умолку. Вся выгибалась, извивалась в воздухе. Доктор даже шлепнул ее, а она была совсем вот такусенькая. — Фелиция развела ладони. — Как будто он наказывал ее за то, что она родилась. Когда он ушел, Долли сказала: «Положите ее рядом с собой», и так мы провели всю ночь. Бедняжка сначала мерзла, но через некоторое время согрелась. Она то и дело вздрагивала, как будто что-то вспоминала. Я сказала ей, что ничего подобного с ней больше не повторится. Но возможно, было уже поздно, и поэтому она такая, какая есть.