|
Извлеченная из старых альбомов фотография подтвердила полное, можно даже сказать, уникальное сходство Вероники с прабабушкой, и семейная лодка Пономаревых отправилась в дальнейшее плавание. Пономарев-папа, отбросивший мысли об адюльтере, принялся безоглядно баловать единственную дочь, которая, не зная ни в чем отказа, прекрасно научилась этим пользоваться. Вероникина комната была самой большой в квартире, Вероникины интересы – самыми главными, Вероникины желания – обязательными к исполнению. Пономаревы не спрашивали, куда она исчезает по ночам, и закрывали глаза на то, что вот уже третий год Вероника не может покинуть второй курс не самого престижного московского института. Для них она была самой умной и самой красивой. Девушка зажгла стоящую на трюмо свечу, подождала, пока огонек хорошо разгорится, подошла к окну и тщательно задернула плотные шторы. Проклятое летнее солнце никак не хотело исчезать за домами, дразнящими лучами проникало в московские окна, и его озорной свет мешал Веронике. Теперь же в комнате установился необходимый полумрак. Девушка сняла с полки одну из книг, достала из нее фотографию улыбающегося молодого человека, нежно поцеловала ее, поставила рядом с зеркалом и присела на диван. – Лешенька мой... – К горлу Вероники подкатил комок. – Почему ты ушел? Полгода без него. Полгода одиночества. Лешенька Бурляев... Они познакомились на пляже в Серебряном Бору, когда Веронике было восемнадцать, а ему – двадцать четыре, и девушка сразу же попала под обаяние молодого человека. Лешенька был восхитительным юношей, тонким, чувственным, мечтательным, он окончил Литературный институт, был блестяще эрудирован и серьезно увлекался мистикой. Благодаря Лешеньке в комнате Вероники впервые появилась полка с книгами, правда, их подборка полностью отражала пристрастия Бурляева: “Молот ведьм” и Блаватская, Алистер Кроули и Еремей Парнов. Вероника не очень понимала заумные тексты этих томов, но ради своего друга она бы могла прочитать даже “Войну и мир”. Сам Лешенька писал стихи, и большинство из них Вероника помнила наизусть: И, как подброшенный снаряд, Огонь взметнулся к облакам, И Сатаны настал обряд, На радость преданным жрецам... Замечательные, тонкие стихи. Вероника улыбнулась, но тут же нахмурилась. “Почему мир несправедлив? Почему никто так и не понял, насколько гениален был Лешенька? Почему никто не оценил его талант? Все так жестоко! Холодно! Мир убил Лешеньку! Мир заставил его сделать тот роковой шаг с крыши!” О том, что, согласно официальному полицейскому заключению, Алексей Алексеевич Бурляев совершил самоубийство, находясь в состоянии сильнейшего наркотического опьянения, девушка не думала. Лешенька был замечательный! Гениальный поэт, первый любовник и первый... Именно он дал Веронике наркотик. Сначала простую травку – Лешенька еще в школе считался опытным “сенокосом”, – затем последовали “винт”, солутан, а примерно за год до своей трагической гибели молодой человек впервые сделал любимой инъекцию героина. Но “стим” был гораздо лучше. “Жаль, что Лешеньке не довелось попробовать его!” Вероника медленно поднесла к ноге одноразовый шприц – “чай, не дура, что такое СПИД, понимаем!” – выбрала вену и, тихонько ойкнув, сделала укол. Девушка уже давно не боялась самой процедуры, могла без содрогания смотреть, как быстро окрашивается кровью бесцветная жидкость в шприце, но по-прежнему тихо ойкала каждый раз, когда игла проникала в вену. Как будто в первый раз, с Лешенькой. Привычка. – Хорошо. Вероника выдернула шприц и блаженно откинулась на диванные подушки. “Стим” мягко обволакивал сознание, проникал в каждую клеточку тела, наполняя их восхитительным трепетом, а мозг – изящными и причудливыми образами. |
