— Ну и на чем остановились? — озабоченно спросил Александров.

— Договорились еще раз встретиться вечером.

— В Москву уже доложили? — спросил Филин.

— Доложил… Вот последняя телеграмма: «Если на заседании обвинителей будет складываться мнение большинства обвинителей против нашего предложения об отложении процесса, то Вы должны заявить, что Вами не получено полномочий участвовать на процессе в случае, если процесс начнется без Главного обвинителя от СССР. И что Вы вынуждены будете довести до сведения Советского Правительства об отклонении предложения Советского обвинителя и о создавшемся в силу этого положении…» Вот такие указания. Что теперь делать?

— Да уж, задачка на вычитание, — насмешливо покачал головой Филин.

— Тут еще разъяснение: «Наше предложение содержит в себе угрозу отказа от участия в начинающемся процессе, но еще не является отказом. Таким образом, наше предложение является способом давления на других обвинителей для достижения нашей цели»…

Наступившая пауза длилась довольно долго.

— Да, попал ты, Юрий Владимирович, — поднял брови Александров. — Тут не задачка, тут логарифм какой-то!

Покровский обвел всех взглядом, явно прося поддержки.

— Тут ведь дело-то еще в чем… Джексона можно понять. Порядок выступлений предусмотрен следующий. Первая речь — Джексона. Называется «Общий план или заговор» и будет построена на документах, на анализе доказательств и потому займет два-три дня. После речи Джексона его помощники будут зачитывать суду все документы, на которые Джексон будет ссылаться в речи. Это еще несколько дней. Вторая речь — английского обвинителя. Она займет минимум одно полное заседание. Затем будут зачитываться документы. Третья речь — француза. А там Рождество и Новый год. Руденко будет выступать последним, в завершение. Англичане и говорят: зачем откладывать, если Руденко должен будет выступить через месяц в лучшем случае?

— Оно, конечно, — развел руками Александров, — только попробуй Москве это объясни. И ее тоже можно понять — как же процесс начнется без нас? За что мы кровь проливали?

— Я думаю Москву больше интересуют нежелательные вопросы, — задумчиво сказал Филин. — И давление на Комитет связано именно с ними. Москва хочет исключить возможность провокаций на сей счет.

— Ну, тут многое сделано, еще когда товарищ Руденко был на месте, — с облегчением доложил Покровский. — Окончательно принято общее решение Комитета обвинителей. Обвинители намерены энергично избегать скользких вопросов и не давать возможности подсудимым заниматься дискуссиями или вовлекать суд в дискуссии. В этой связи признали желательным обменяться списком вопросов, которые не должны обсуждаться на суде, с тем, чтобы иметь возможность во время процесса их отводить немедленно.

— Москва об этом уже знает?

— Я сегодня сообщил ей об этом.

В кабинет, постучав, вошел офицер с бланком очередной телеграммы, протянул ее Покровскому. Тот, прочитав, обвел глазами присутствующих.

— Москва не возражает против начала работы трибунала в отсутствие Руденко. Сам он прибудет в Нюрнберг при первой возможности.

— Москва, Москва… — ни к кому не обращаясь, заключил Филин. Его коронную присказку каждый мог понимать по своему разумению.

Оставив Покровского и Зорю решать какие-то свои дела, они вышли с Александровым из кабинета.