Мишка говорил, что не уходит из семьи по той же причине — из жалости и чувства вины. Ситуации, конечно, несравнимые — у него был ребенок, четырехлетняя дочка Катюша.

Кира уже тогда была с ней знакома. Пару раз в воскресенье поутру они ходили в «Баррикады» на мультики. Кира заранее ехала на Пресню и покупала три билета — разумеется, рядом. У входа Катюшу отвлекали мороженым, и Кира потихоньку отдавала Мишке билеты. Садились рядом, и он брал ее за руку. Сорок минут под бодрую или грустную прекрасную музыку из «Ну, погоди!» они просто держались за руки. И после этого можно было снова прожить пару дней.

Как-то поставили «спектакль» — как бы случайно встретились у чугунных ворот зоопарка.

— Кира Константиновна, моя дорогая! Катька, познакомься — Кира Константиновна, мы вместе работаем!

Девочка равнодушно бросила на незнакомую тетеньку короткий взгляд и дернула за руку отца:

— Пап, ну хватит! Пойдем!

— Да, да, — кивал ответственный папаша. — А вы, Кира? Может, с нами?

И коллега милостиво, хоть и со вздохом, соглашалась.

Шли рядом, а когда девочка отвлекалась, тут же жадно и коротко сплетали руки в замок — господи, как электрический разряд, как вспышка молнии были эти тактильные ощущения. Голь на выдумки хитра — выкручивались как могли.

Мишка женился рано — через два года после школы, едва отслужив армию.

С Ниной, первой женой, познакомились случайно, в метро. Он рассказывал, что та понравилась ему своей чистотой и наивностью — в столицу приехала недавно, тяжело зарабатывала на хлеб на парфюмерной фабрике «Новая заря», и от нее сладко пахло духами. Сначала ему нравилась эта «душистость». А потом — раздражала.

К тому же верная Нина два года его ждала. Да не просто ждала и писала — моталась к нему в часть. Черт-те куда, между прочим, — шестьсот верст от Москвы.

После Мишкиного возвращения они спешно поженились — Нина забеременела. Он признавался — уже тогда не любил. Смотрел на нее как на чужую. А смыться было неловко — она ведь ждала. Жалко ее было до слез, до дурноты. Вот и женился, как порядочный человек. Правда, несчастливы были оба — обнаружилось это почти сразу. И оба молчали, не признавались в этом даже самим себе. Но уже была Катька — куда деваться? Мишка томился, но и жалел жену. Он говорил, что наивно думал тогда: «Ну так, значит, так. Стерпится — слюбится. Живут же люди и без огромной любви, в конце концов». Нина хороший человек и мать его дочери. И их он не может предать. Как женщина она давно его не интересовала. Да и говорить им было не о чем. Так, из бытового, из общесемейного — пеленки, распашонки, молочная кухня, врачи, дочкин первый зубик, первый шажок. А может, достаточно?

Были, конечно, легкие и необременительные, короткие связи. Но чтобы уйти? Нет, такие мысли в голову не приходили. Но появилась Кира. И их накрыло. Он говорил потом, что сначала ничего не понял — ну, какая-то женщина, вполне симпатичная, кто же спорит? Короткая встреча, случайная компания, куча народу. Да, милая женщина. Только несчастная — это не то чтобы бросалось в глаза, но он углядел.

Она обалдела:

— Да неужели?

Он подтвердил:

— Да, я сразу понял.

Это Киру потрясло. Ей казалось, что в тот вечер она замечательно выглядела. Новая, только из парикмахерской, прическа — модная короткая стрижка, недавно появившаяся в Москве, — называлась она по фамилии парикмахера «сассон» или «сэссон», все путали. Новое платье — роскошное, модное, английское тончайшее джерси, за черт-те какие деньги. А вот как оказалось…

Муж, кстати, от похода в гости тогда отказался — кажется, у него болело горло, но точно Кира не помнила.