|
Я никогда не забуду вашего дружеского участия к нам. Пью за исполнение ваших желаний. Глаза его увлажнились, в носу защипало, и он сел, не находя больше, что сказать. Жан, засмеявшись, тоже взял слово. - Это я, - произнес он, - должен благодарить преданных друзей, прекрасных друзей (он взглянул на г-жу Роземильи), которые сегодня столь трогательно проявляют свое расположение Но не словами могу я выразить им свою признательность Я буду доказывать ее постоянно, и завтра, и каждое мгновение моей жизни, ибо наша дружба непреходяща. Мать взволнованно прошептала: - Очень хорошо, Жан. Босир возгласил, обращаясь к г-же Роземильи. - А теперь, сударыня, скажите и вы что-нибудь от имени прекрасного пола. Она подняла бокал и нежным голоском, с легким оттенком печали, произнесла: - Я пью за благословенную память господина Марешаля. Наступило подобающее случаю сосредоточенное молчание, как после молитвы, и Босир, скорый на комплименты, заметил: - Только женщины способны на такую чуткость. Затем, повернувшись к Ролану отцу, он спросил: - Кто же он был такой, этот Марешаль? Вы, стало быть, очень дружили с ним? Старик, разомлевший от вина, заплакал; язык у него заплетался: - Как брат родной... понимаете... такого больше не сыщешь... мы были неразлучны... каждый вечер он обедал у нас... возил нас в театр... и все такое... и вообще... Это был друг, истинный друг... истинный... правда, Луиза? Его жена ответила просто: - Да, это был верный друг. Пьер поглядел на отца, на мать, но тут заговорили о другом, и он снова принялся за вино. Как закончился вечер, он уже не помнил. Пили кофе, потягивали ликеры, смеялись и шутили без конца. Около полуночи он лег в постель с затуманенным сознанием и тяжелой головой и спал как убитый до девяти часов утра. Глава 4 Сон после шампанского и шартреза, очевидно, успокоил и умиротворил его, потому что проснулся он в самом благодушном настроении. Одеваясь, он разбирал, взвешивал и подытоживал чувства, волновавшие его накануне, стараясь возможно более четко и полно установить их подлинные, сокровенные причины, и внутренние и внешние. Конечно, у служанки пивной могла явиться гадкая мысль, мысль истой проститутки, когда она узнала, что только один из сыновей Ролана получил наследство от постороннего человека; но разве эти твари не склонны всегда без всякого повода подозревать всех честных женщин? Разве они не оскорбляют, не поносят, не обливают грязью на каждом шагу именно тех женщин, которых считают безупречными? Стоит в их присутствии назвать какую-нибудь женщину неприступной, как они приходят в ярость, словно им нанесли личное оскорбление. "Как же, - кричат они, - знаем мы твоих замужних женщин! Нечего сказать, хороши! У них побольше любовников, чем у нас, только они это скрывают, лицемерки! Да, да, нечего сказать, хороши?" При других обстоятельствах он, наверное, не понял бы, даже счел бы немыслимым подобный намек на свою мать, такую добрую, такую благородную. Но теперь в нем все сильнее и сильнее бродила зависть к брату. Смятенный ум, даже помимо его воли, словно подстерегал все то, что могло повредить Жану; вдруг он сам приписал той девушке гнусные намеки, а ей ничего и в голову не приходило? Быть может, его воображение, которое не подчинялось ему, беспрестанно ускользало из-под его воли и, необузданное, дерзкое, коварное, устремлялось в свободный, бескрайный океан мыслей и порой приносило оттуда мысли позорные, постыдные и прятало в тайниках его души, в ее самых сокровенных глубинах, как прячут краденое, - быть может, только его воображение и создало, выдумало это страшное подозрение. |
