|
Измученные, раздавленные, они уезжали вместе с изможденными женами и детьми-заморышами в неведомые края, теша себя надеждой, что там, быть может, не умрут с голоду. Пьер думал о многолетнем труде этих людей, труде упорном и напрасном, об их бесплодных усилиях, об ожесточенной, ежедневно тщетно возобновляемой борьбе, об энергии, растраченной этими несчастными, которые намеревались заново начать неведомо где такую же жизнь безысходной нужды, и ему хотелось крикнуть им: "Да бросайтесь вы лучше в воду со своими самками и детенышами!" И сердце его так заныло от жалости, что? он поспешил уйти, не в силах больше выносить эту картину. Отец, мать, брат и г-жа Роземильи уже поджидали его в каюте. - Так рано - сказал он. - Да, - дрожащим голосом ответила г-жа Ролан, - нам хотелось побыть с тобою подольше. Он взглянул на нее. Она была в черном, точно в трауре, и он заметил вдруг, что ее волосы, месяц назад только начинавшие седеть, теперь почти совсем побелели. Ему стоило больших трудов усадить четверых гостей в своем тесном закутке; сам он сел на койку. Дверь оставалась открытой, и мимо нее толпами сновали люди, точно по улице в праздничный день; огромный пароход был наводнен провожающими и целой армией любопытных. Они расхаживали по коридорам, салонам и даже просовывали головы в каюту, а снаружи раздавался шепот: "Это помещение врача". Пьер задвинул дверь, но, как только очутился наедине со своими, ему захотелось опять открыть ее, потому что в суете, царившей на пароходе, не так заметно было, что все смущены и не знают, о чем говорить. Госпожа Роземильи решилась наконец прервать молчание. - Сквозь эти оконца проходит очень мало воздуха, - заметила она. - Это иллюминатор, - ответил Пьер. Он показал, какое у иллюминатора толстое стекло, выдерживающее самые сильные толчки, а затем пространно объяснил систему затвора. Ролан, в свою очередь, спросил: - У тебя здесь и аптечка? Пьер открыл шкаф и показал целый набор склянок с латинскими названиями на белых бумажных наклейках. Он вынул одну из склянок и перечислил все свойства содержащегося в ней вещества, потом вторую, третью и прочел форменный курс терапии, который все слушали, казалось, с большим вниманием. Ролан приговаривал, покачивая головой: - До чего же это интересно? В дверь тихо постучали. - Войдите! - крикнул Пьер. Вошел капитан Босир. Он сказал, протягивая руку: - Я пришел попозже, потому что не хотел мешать излияниям родственных чувств. Ему тоже пришлось сесть на постель. И снова воцарилось молчание. Но вдруг капитан насторожился. Через перегородку до него долетели слова команды, и он объявил: - Пора идти, иначе мы не успеем сесть на "Жемчужину" и вовремя встретить вас, чтобы попрощаться с вами в открытом море. Ролан-отец, который очень на этом настаивал, вероятно, потому, что хотел произвести впечатление на пассажиров "Лотарингии", вскочил с места: - Ну, прощай, сынок. Он поцеловал Пьера в бакенбарды и отворил дверь. |
