- Я только что сняла для нашего Жана очаровательную квартиру. Прямо находка: в бельэтаже, выходит на две улицы. Там две гостиные,
застекленная галерея и маленькая круглая столовая. Для холостяка просто восхитительно.
Пьер побледнел. Сердце сжалось от обиды и гнева.
- Где эта квартира? - спросил он.
- На бульваре Франциска Первого.
Значит, никаких сомнений. Он сел за стол в таком исступлении, что едва удержался, чтобы не крикнуть: "Это уж слишком, наконец! Неужели все
только для одного Жана?"
Мать между тем продолжала рассказывать, вся сияя от радости.
- И, представь, мне уступили ее за две тысячи восемьсот франков. Запросили три тысячи, но я отторговала двести франков с условием, что
заключу договор на три года, на шесть или на девять лет. Это как раз то, что нужно Жану. Адвокату, чтобы сделать карьеру, достаточно элегантной
квартиры: это привлекает клиента, прельщает его, удерживает, внушает уважение и дает понять, что человек, который живет с таким комфортом,
должен дорого ценить каждое свое слово.
Помолчав немного, она сказала:
- Надо подыскать что-нибудь в том же роде и для тебя, Пьер. Поскромнее, конечно, ведь у тебя нет средств, но все же что-нибудь миленькое.
Вот увидишь, это тебе очень поможет.
Пьер ответил пренебрежительно:
- Я-то добьюсь положения трудом и знаниями.
Но мать настаивала:
- Верно, а все-таки хорошенькая квартирка тебе очень и очень поможет. Когда подали второе блюдо, Пьер вдруг спросил:
- Как вы познакомились с этим Марешалем?
Ролан-отец поднял голову и принялся рыться в своей памяти:
- Постой, я что-то не припомню. Это было так давно. Ага, вспомнил. Твоя мать познакомилась с ним в нашей лавке. Правда, Луиза? Он пришел
заказать какую-то вещицу, а затем начал заходить довольно часто. Сперва был просто покупателем, а потом стал нашим другом.
Пьер, насаживая бобы на вилку, словно на вертел, продолжал расспрашивать:
- Когда же именно завязалось это знакомство?
Ролан задумался, пытаясь припомнить, но все его усилия ни к чему не привели, и он обратился за помощью к жене:
- Слушай, Луиза, в каком же году это было? Ты, наверно, помнишь, у тебя такая хорошая память. Постой, кажется... в пятьдесят пятом или
пятьдесят шестом. Да вспомни же, ты должна знать это лучше меня!
Она немного подумала, потом уверенно и спокойно проговорила:
- Это было в пятьдесят восьмом, голубчик. Пьеру исполнилось тогда три года. Я отлично это помню, потому что в этот самый год у мальчика
была скарлатина, и Марешаль, хотя мы еще мало его знали, был нам большой поддержкой.
Ролан воскликнул:
- Верно, верно, это было прямо удивительно! Твоя мать падала от усталости, я не мог бросить лавку, и он бегал в аптеку за лекарствами для
тебя. Такой отзывчивый был человек! А когда ты поправился, как он радовался, как целовал тебя. С тех пор мы и стали закадычными друзьями. Словно
смертоносный свинец, который ранит и разрывает тело, в душу Пьера стремительно ворвалась жестокая мысль: "Если он знал меня раньше, чем брата,
если так самоотверженно заботился обо мне, нежно любил, целовал, если из-за меня он так подружился с моими родителями, то почему же он оставил
все состояние брату, а мне ничего?"
Пьер не задавал больше вопросов; он сидел за столом мрачный и скорее сосредоточенный, чем задумчивый, тая в себе новую, еще смутную
тревогу, скрытые зачатки нового недуга. |