Сев опять в кресло, сэр Кеннет вытащил из кармана куртки обгорелую спичку и принялся ковырять ногти ее обугленным концом.

— Добудьте ордер, — посоветовал он. — Добудьте ордер, тогда я, может, и разрешу вам заглянуть. А в противном случае — нет.

— Он там? — спросил Бразерхуд.

— Кто?

— Пим.

— Не знаю. Не слышу. Вы сказали, Пим?

Бразерхуд все еще стоял. Он был очень бледен и вынужден был помолчать немного, прежде чем заговорил, чтобы не дрожал голос.

— Предлагаю вам сделку, — сказал он.

Сэр Кеннет все еще, казалось, не слышал.

— Выдайте мне его. Поднимитесь наверх. Или позвоните ему. Сделайте то, о чем вы с ним условились. И выдайте его мне. А в свою очередь я сделаю так, что ваше имя не будет фигурировать в этой истории, и имя Стегги тоже. В противном же случае это станет звучать так: «Баронет и член парламента укрывает у себя находящегося в бегах старого друга». К тому же возникает вероятность того, что вас станут рассматривать как соучастника. Сколько лет Стегги?

— Достаточно.

— А сколько лет ему было, когда он поступил к вам?

— Поинтересуйтесь. Не знаю.

— Я тоже друг Пима. Среди тех, кто его сейчас ищет, есть люди и похуже. Спросите его, он подтвердит. А я не стану вас впутывать в эту историю. Свяжите меня с ним, и ни вам, ни Стегги ни разу больше не придется слышать мое или его имя.

— Сдается мне, что вы тут больше ставите на карту, нежели я, — сказал сэр Кеннет, любуясь результатами своего маникюра.

— Сомневаюсь.

— Все зависит от того, чем каждый из нас располагает. Нельзя потерять то, чего не имеешь. Как и стремиться к тому, на что тебе наплевать. Или продавать чужое.

— Вот Пим, очевидно, смог, — сказал Бразерхуд. — Похоже, что он продает государственную тайну.

Сэр Кеннет по-прежнему любовался ногтями.

— За деньги?

— Очень может быть.

Сэр Кеннет покачал головой.

— Деньги его не интересовали. А интересовала его только любовь. Не знал, где найти ее. Смешно, ей-богу Из кожи вон лез.

— Между тем он разъезжает где-то по Англии, имея при себе документы, содержание которых он не имеет права разглашать, а ведь мы с вами, как предполагается, патриотически настроенные англичане.

— Мало ли кто что делает недозволенного. Тогда-то и возникает потребность в старых друзьях.

— Он писал о вас сыну. Вам это известно. Сентиментальную чепуху о каком-то перочинном ноже. Вам это что-нибудь говорит?

— Вообще-то говорит.

— А кто это Мак?

— Никогда не слыхал о такой.

— Может быть, о таком?

— Интересное предположение, но все равно не слыхал.

— А об Уэнтворте?

— Никогда там не бывал. Звучит ужасно. А в чем дело?

— В Австрии он, по-видимому, закрутил роман с девушкой по имени Сабина. Он вам рассказывал о ней?

— Что-то не помню. У Пима было много девушек и много романов. Не скажу, что это принесло ему много счастья.

— Он звонил вам, правда? В понедельник вечером, из автомата.

С пугающей стремительностью рука сэра Кеннета взметнулась вверх, и он хмыкнул весело, с удовольствием.

— Пьяный вдрызг, — рявкнул он вдруг. — Лыка не вязал. Не помню его таким упившимся со времен Оксфорда, когда мы вшестером поглотили ящик портвейна, присланный его отцом. Он еще врал что какая-то красотка в Мертоне неизвестно почему сделала ему такой подарок.