— Что же нам теперь делать? — с простительным раздражением досадливо произнес Мембэри, когда они сидели в джипе и тряслись от холода. — Принести в жертву чертову козу? Надо бы риттмайстеру быть поточнее. А то выглядишь полным дураком.

За неделю до того, надев для маскировки зеленые пальто из лодена, они отправились в уединенную гостиницу на границе Зоны в поисках человека, который возвращался с советского уранового рудника и чье прибытие ожидалось с минуты на минуту. Лишь только они открыли дверь в бар, все разговоры сразу смолкли и с десяток крестьян уставились на них.

— Бильярд, — с редкой решительностью объявил Мембэри из-под руки. — Там, я вижу, есть стол. Мы хотим сыграть. Дайте нам все, что нужно.

Не снимая зеленого лоденового пальто, Мембэри нагнулся, чтобы ударить по шару, и замер, услышав грохот чего-то тяжелого и металлического, упавшего на кафельный пол. Взглянув вниз, Пим увидел табельный револьвер 38-го калибра своего начальника, лежавший у его больших ног. Он подобрал его. Однако не настолько быстро, чтобы помешать перепуганным крестьянам выбежать в темноту, а хозяину запереться в подвале.

— Могу я теперь уехать назад, сэр? — спросил Кауфманн. — Я же ведь не солдат. Я трушу.

— Нет, не можешь, — сказал Пим. — А теперь — тихо.

Конюшня, как и сказала Сабина, стояла одиноко посреди ровного поля, окаймленного лиственницами. К ней вела желтая дорожка, вдали лежало озеро. За озером высилась гора, а на горе в сгущающихся сумерках просматривалась сторожевая вышка, господствовавшая над долиной.

— Ты поедешь в гражданском платье и остановишь машину на перекрестке у поворота на Клайн-Брандорф, — прошептала в тот вечер Сабина, уткнувшись лицом в его бедро, целуя и лаская его. Фруктовый сад был окружен кирпичной стеной и оккупирован семейством больших коричневых зайцев. — Боковые фары оставишь включенными. Если ты сплутуешь и приедешь с охраной, он не появится. Будет сидеть в лесу и будет очень сердитый.

— Я люблю тебя.

— Там есть камень — он выкрашен белым. Тут Кауфманн должен остановиться. Если Кауфманн проедет белый камень, он не появится, он будет сидеть в лесу.

— А почему ты не можешь со мной поехать?

— Он так не хочет. Он хочет, чтобы был только Пим. Может, он гомик.

— Спасибо, — сказал Пим.

Сейчас перед ними поблескивал белый камень.

— Стой здесь, — приказал Пим.

— Почему здесь? — спросила Кауфманн.

По полю полосами стлался туман. Поверхность озера то и дело пузырилась от всплывавшей рыбы. Золотистую луговину перерезали длинные тени, отбрасываемые от лиственниц заходящим солнцем. У двери в конюшню лежали распиленные дрова, окна украшали ящики с геранью. Пим снова вспомнил Сабину. Ее крутые бока, широкую спину.

— Что я тебе сейчас скажу, я не говорила ни одному англичанину. У меня в Праге есть младший брат, его зовут Ян. Если ты скажешь про это Мембэри, он сразу меня выгонит. Англичане не разрешают нам иметь родных в коммунистической стране. Ты понял?

— Да, Сабина, я понял. Я видел свет луны на твоих грудях. Твой влажный поцелуй я до сих пор ощущаю на своих губах. Я понял.

— Послушай. Это сообщение мне передал мой брат для тебя. Только для Пима. Он доверяет тебе потому, что я говорила ему только хорошее про тебя. У него есть друг, который хочет переметнуться: Он принесет тебе много секретных сведений о русских.