Почему они не причинили ему никакого зла? Почему они не зажали его, не напугали, не заставили сидеть, как спеленутого младенца, в немыслимой позе? Он обнаружил, что жаждет вновь оказаться на пустынных темных улицах Праги и почувствовать успокоительное прикосновение цепей. Ему хотелось снова вернуться в ненавистные школы. Хотелось чего угодно, только не дивных горизонтов, ведущих к жизни, какою он никогда не жил. Ему хотелось шпионить за самой надеждой, подглядывать в замочные скважины за восходом солнца и отрицать, что были возможности, которые он упустил. А Европа — по иронии судьбы — все это время подбиралась к нему, чтобы его схватить. Он это знал. Знал это и Аксель. Не прошло и года, как первый предательский шепоток начал достигать их ушей. Однако именно это ощущение смертности и заставило Пима отбросить свое нежелание работать на Акселя, побудив его взять инициативу в свои руки, в то время как Аксель говорил: «Заканчивай, выходи из игры». Пима охватила таинственная благодарность к Справедливой Америке с неизбежно ожидающей его карой, а она, словно этакий озадаченный гигант тугодум, неуклонно наступала на него, сжимая в своем огромном мягком кулаке многочисленные доказательства его двурушничества.

— Некоторые аристократы в Лэнгли начали проявлять беспокойство по поводу нашей чешской сети, сэр Магнус, — предупредил его Аксель на своем сухом жестком английском во время их встречи на автостоянке стадиона имени Роберта Кеннеди. — К сожалению, они начали обнаруживать закономерность.

— Какую еще закономерность? Нет никакой закономерности.

— Они заметили, что чешская сеть поставляет лучшую информацию, когда это идет через нас, и почти ничего, когда мы в этом не участвуем. Вот в чем закономерность. У них ведь нынче есть компьютеры. Им достаточно пяти минут, чтобы перевернуть все вверх дном и задуматься над тем, что же настоящее, а что — подделка. Мы были недостаточно осторожны, сэр Магнус. Мы проявили чрезмерную жадность. Правы наши родители. Если хочешь, чтоб было сделано хорошо, делай сам.

— Но ведь эту сеть может вести с таким же успехом и Джек Бразерхуд. Ведущие агенты у нас настоящие, они сообщают все, что могут собрать. Все сети время от времени приходят в мертвое состояние. Это нормально.

— Эта сеть приходит в мертвое состояние лишь тогда, когда нас нет, сэр Магнус, — терпеливо повторил Аксель. — Так считают в Лэнгли. Это их тревожит.

— Тогда подбрось в сеть материал получше. Просигналь в Прагу. Скажи своим аристократам, что нам нужен навар.

Аксель печально покачал головой.

— Ты знаешь Прагу, сэр Магнус. Ты же знаешь наших аристократов. Когда человек отсутствует, против него начинаются козни. У меня нет достаточной власти, чтобы заставить их что-то сделать.

Пим спокойно обдумал единственный оставшийся выход. За ужином в их элегантном доме в Джорджтауне, пока Мэри изображала грациозную хозяйку, грациозную английскую леди, грациозную дипломатическую гейшу, Пим размышлял о том, не пора ли уговорить Мака пересечь еще одну границу. Он-то, в конце концов, представлялся себе человеком совершенно незапятнанным — муж, сын и отец с хорошим положением в обществе. Он вспомнил старую ферму времен Революции, которой они с Маком любовались в Пенсильвании, — она была расположена среди покрытых полями волнистых холмов и каменных оград, за которыми сквозь прорезаемый солнцем туман перед ними вдруг возникали чистокровные рысаки.