Его сопровождали двое крепких широкоплечих молодцов в черном, и выглядели они весьма угрожающе.
— Где она, Хоксли? — спросил лысый и длинноногий.
Маркус нахмурился и проворчал:
— Ты о чем, Данте?
Человек по имени Данте сделал несколько шагов вперед и пристально посмотрел на Маркуса. Его спутники, похожие на огромных сторожевых псов, последовали за ним.
— Вы отлично знаете, о чем я говорю, — заявил Данте. — Где картина Томаса Гейнсборо. Что вы с ней сделали?
— Понятия не имею, о чем вы толкуете, — ответил Маркус. — Я даже не видел здесь картину Гейнсборо. Еще не успел ее посмотреть.
Данте презрительно фыркнул. Его лысая голова ярко блестела — будто он отполировал ее, почему-то решив, что это придаст его облику окончательное совершенство.
— Ложь вам не поможет, Хоксли. Аукцион должен был начаться еще полчаса назад. Я послал своих охранников, — он сделал жест в сторону сопровождавших его мужчин, — обыскать весь дом. И выяснилось, что картина исчезла.
— И что же? — спросил Маркус. — Какое отношение это имеет ко мне?
— Вы были последним человеком, видевшим картину. К тому же я знаю о том, что вы одержимы живописью Гейнсборо.
— Вы ошибаетесь, — возразил Маркус. — Я ее здесь не видел. Вы направили меня сюда, в эту комнату. Но, насколько я могу судить, тут нет картин Гейнсборо.
Данте покачал головой:
— Нет, не я вас сюда направил. Я дал вам вполне определенные указания насчет комнаты в конце коридора, за библиотекой. Там и висела картина Гейнсборо «Морское побережье с рыбаками».
— Это единственная комната, которую я видел, — заявил Маркус. — И мне очень не нравится ваш тон, Данте. Что же касается исчезновения картины, то вы оскорбляете меня своими подозрениями. Полагаю, что любой из присутствующих в доме мог её взять.
— Я прекрасно осведомлен об интересах и вкусах тех, кого допускаю на свои аукционы. Кроме вас, картиной Гейнсборо мог заинтересоваться только лорд Ярмут, присутствующий здесь как представитель самого принца-регента. Это полотно можно было бы продать за очень большие деньги. И я полагаю, что вы, будучи всего лишь биржевым маклером, едва ли можете располагать суммой, необходимой для того, чтобы купить столь ценное произведение искусства. Возможно, ваша страсть к этому художнику затуманила вам сознание, и вы украли картину. Не сомневаюсь, что судья сочтет это убедительным мотивом, мистер Хоксли. Маркус в раздражении поморщился.
— Послушайте, Данте, вы что, не поняли моих слов? Я же сказал вам, что даже не видел тут картины Гейнсборо.
— Вы сможете сказать об этом констеблям, Хоксли.
На щеке Маркуса задергался мускул. Сжав кулаки, он сделал шаг к аукционисту. Но охранники комплекции Гаргантюа тут же преградили ему путь.
— Постойте! — закричала вдруг Изабель.
И тотчас же на нее уставились четыре пары глаз, причем Данте и охранники только сейчас ее увидели — сидевшая на кровати за широкой спиной Маркуса, она была надежно от них скрыта. Но сейчас мужчины таращились на нее в изумлении, и она вдруг почувствовала, что не может произнести ни слова.
— Вы ошибаетесь, Маркус не брал картину, — сказала наконец Изабель. — И я могу засвидетельствовать это.
— А кто вы, собственно, такая? — Данте буравил ее взглядом.
Проигнорировав вопрос, Изабель заявила:
— Еще раз повторяю, Маркус ничего не крал.
Тот покосился на нее и пробормотал:
— Дорогая, больше ни слова…
— Кто вы такая? — упорствовал Данте. |