Достаточно редко проявляемая участливость Джастина только ухудшила его настроение. Боже милостивый, даже Джастин, совершенно нечувствительный к женским слезам, Джастин, который разбил больше женских сердец, чем все донжуаны Лондона, вместе взятые, и то был тронут.

Ах, черт, черт побери, он и в самом деле повел себя как бессердечная скотина? Ведь девчонка и вправду попала в ужасное положение.

— Может, стоило бы навести справки на основании того, что она утверждает? — произнес он негромко. — Особенно об этом мерзавце Гарри?

— Я попробую, — отозвался Джастин, кивнул и направился к лестнице.

— Послушай-ка, — окликнул его Себастьян, — нельзя, чтобы узнали, что это мы проявляем интерес к происшествию.

Джастин наклонил голову набок и весьма выразительно глянул на брата:

— Разве я хоть раз в жизни проболтался о чем не следовало?

В ответе Себастьяна на этот вопрос прозвучала самая малость иронии, когда он с пафосом произнес:

— Никогда!

— Ага, вот видишь. — Улыбка младшего брата была отчасти ехидной, отчасти озорной — типичной для Джастина. — Ты имеешь в виду, что изредка такое случалось.

— Полагаю, ты отлично понял, что я имею в виду. Улыбка Джастина угасла, теперь он смотрел на брата очень серьезно.

— Понимаю, — сказал он. — Остается заверить тебя, брат, что ты можешь на меня положиться.

Глаза их встретились, и Себастьян проговорил мягко:

— Я знаю.

Глава 6

В желтой комнате Девон горько всхлипывала, уткнувшись лицом в подушку. Она была в ярости, оскорбленная как никогда в жизни, до самых глубин своей страдающей души.

Сердце ее словно сжала ледяная жесткая рука. Мама пришла бы в ужас, узнай она, что у Девон есть нож и что, мало того, она пустила его в ход. Когда-то она дала маме слово, что не станет воровкой, проституткой или нищенкой.

А теперь она стала убийцей.

Чувство вины не давало ей ни секунды покоя. Она хотела бежать из Сент-Джайлза. Хотела этого больше всего на свете. Но разве такой ценой?

Господи, как тяжело на сердце! Себастьян Стирлинг счел ее воровкой. Воровкой!

Она и не думала воровать.

Во всяком случае, никогда больше.

Потому что она однажды совершила кражу. Стащила пирожное в кондитерской. Оно было такое соблазнительное. Лежало на хорошенькой белой тарелочке с голубыми и желтыми цветочками… Хозяйка кондитерской как раз отвернулась и была чем-то занята, она не могла увидеть, как Девон взяла пирожное. Всю дорогу домой она бежала как можно быстрее.

А потом на чердаке Девон села на пол и откусила от пирожного первый кусочек — до сих пор она помнит его дивный медовый вкус.

Мама застала ее на месте преступления.

— Ты это украла?

Сладкое тесто у Девон во рту мигом превратилось в песок. Ей пришлось его проглотить — иного выхода не было. И отвечать маме было незачем.

— Ты больше никогда не будешь воровать, Девон Сент-Джеймс! — выкрикнула разъяренная мать. — Пускай мы живем во зле, но сами мы не зло.

Потом они обе плакали. Девон впервые видела свою маму плачущей.

И теперь слезы тоже готовы были пролиться, но Девон поспешила сморгнуть их. Ей нельзя плакать. Ни в коем случае. Она не в силах изменить происшедшее. Фредди мертв.