– Твоих слов, Пророк.

    Прямо как дети малые, подумал Калашников. А в сущности, почему бы и нет? Чем роботы отличаются от детей? На жизнь зарабатывать не надо, детей воспитывать не надо, играй себе в солдатиков да строй песочные замки. Вроде вон того, – Калашников покосился на Звездный Дворец, который был виден с любой точки административного континента. А раз дети, то почему бы им время от времени не закатить истерику? Особенно теперь, когда появился наконец их общий Папа – Звездный Пророк?

    Калашников усмехнулся и скрестил руки на груди. Раз так, вопросы отменяются. Здесь нужно говорить сразу и наверняка. А вот что именно говорить…

    – Что он думал перед тем, как отключиться? – спросил Калашников у своего спутника. – Ты должен помнить, у вас же общее сознание!

    – Я помню, – кивнул УРТ-1976. – Он несколько раз пересмотрел вашу встречу на Бадарамхаз-Карамхе.

    – Несколько раз? Да на что там смотреть?! – искренне удивился Калашников. – Пришел, обозвал Домби Зубля Домби Зублем и тут же был зафиксирован!

    – Всего около четырех земных секунд, – кивнул УРТ-1976. – Он пересмотрел их сто шестьдесят два раза.

    Ценная информация, подумал Калашников. Значит, есть версия, что это он из-за Бадарамхаз-Карамха. Обиделся, что я его медалью не наградил? Или до сих пор переживает, что бой проиграл? Странно, вроде бы позавчера мы этот вопрос закрыли…

    Калашников прикрыл глаза и провел ладонью по лбу. Маленькое уточнение, подумал он. Позавчера я еще не знал, что роботы могут закатывать истерики.

    Мою фразу «Ты сделал лучшее из всего, на что был способен» вполне можно истолковать и как «Ни на что другое ты и не способен». Думать надо, перед тем как говорить!

    Калашников присел на корточки и положил руку на полированный камень саркофага.

    – Битва еще не закончена, девятнадцать шестьдесят пять, – сказал он, стараясь, чтобы голос прозвучал как можно серьезней. – Битва еще в самом начале, а ты уже хочешь оставить меня одного? Ты, лучший из равных, ты, единственный из всех нас встретившийся с врагом в открытом бою? Если ты поступаешь так, могу ли я доверять остальным?

    Калашников замолчал и склонился над камнем в ожидании ответа. Если я прав, подумал он, если это просто истерика, УРТ-1965 не сможет промолчать. Будь он хоть трижды робот.

    – Другие лучше меня, – донесся из-под камня низкий, подземный голос. – Я совершил непростительную ошибку, и я должен понести наказание.

    – Что ты знаешь о наказаниях? – возмутился Калашников, тут же вспомнивший недавний разговор с Лапиным. – Закрыться от мира, сбежать с поля боя – наказание?! Если ты считаешь себя виновным, твой долг – искупить свою вину! Искупить делом, а не бездействием!

    – Удел человека – служение, удел робота – молитва, – донеслось из-под камня.

    Вон ты как, подумал Калашников. Религиозный диспут решил устроить? Истерика, по полной программе истерика!

    – Удел есть вызов, – ответил Калашников, – удел есть испытание. Молитва становится испытанием лишь посреди тысячи дел, лишь тогда, когда ее почти невозможно творить. Молиться, удалившись от мира, – то же самое, что служить, отказавшись от собственного разума. Этот путь не ведет к Совершенству.