Поступали и брачные предложения, но почему-то от тех, кого видеть в роли мужа не хотелось. Ужасно талантливый, но невезучий бард Панкин никак не мог попасть «в струю», пробиться на эстраду. В основном пел по кухням друзей, вследствие чего и запил. Федя Хмаров — молодой, нежный, заботливый, даже не курил, собственноручно стирал и гладил сорочки, в любую погоду часами ждал Лару у места работы. Было, однако, очевидно, что карьеры он не сделает ни как критик, ни как функционер. И какая с такими семейная жизнь? А вот другие — и удачливые, и солидные, и умеющие показать себя перед дамой, вполне смотрелись бы на брачном портрете, но были уже прочно окольцованы. Лара убедила себя, что отбивать чужих мужей — неэтично и ниже ее достоинства. А, кроме того, она типичная самостоятельная женщина, прежде всего ценящая собственную свободу и необременительные, ни к чему не обязывающие отношения. Она умела разбивать сердца и делала это с удовольствием.

Умер Брежнев, промелькнули Андропов, Черненко. На портретах, вывешенных в актовом зале Союза, появилось приятное лицо с родимым пятном на интеллигентной залысине. Началась перестройка, полетели, полетели министерские головы. Решетова после крупного скандала переместили на ничтожную административную должность в городском партаппарате, что означало утрату привычных привилегий, связей. Валерия Борисовна тяжело пережила крах карьеры мужа. Пролежала два месяца с инсультом, похудела, помрачнела, но не утратила барственного апломба. Только теперь он проявлялся в узком кругу знакомых, оставшихся возле Решетовых после «кораблекрушения».

Произошли серьезные передвижения и в аппарате Союза композиторов. Лара удержалась на своем месте благодаря теплым чувствам зампреда — Феодосия Ивановича Рахмонова, с которым сблизилась после поездки в Италию специализированной туристической группы. Роман получился трудный. Рахмонов не мог оставить жену, а Лара почему-то вдруг решила, что пора строить семью. Все это тянулось несколько лет, измучив всех участников драмы.

— Феодосий — хорошая партия, — одобрила мать. — Стоит надавить посильнее. А чего теперь бояться? Его благоверная не побежит в партком жаловаться — прошло склочное времечко… Устрой ему бурную финальную сцену. Эмоциональное крещендо. Ничего, им это полезно.

Лара не успела воспользоваться материнским советом. Феодосия Ивановича сняли, а вслед за ним покинули посты его фавориты.

Лара с трудом устроилась редактором в музыкальный журнал. Ни льгот, ни денег, ни интересных знакомств ее новое положение не давало.

— Ну вот, красивая, теперь поживешь, как все, — с явным удовольствием констатировала приятельница Лары Катя — умненькая, циничная и злая мать-одиночка с кандидатским дипломом и нищенской зарплатой.

Жить, как все, Ларе не понравилось. Она научилась надевать под брюки пустившие стрелу колготки, разделять белье на повседневное и «на выход», делать тарталетки из шпротного паштета и даже пользоваться отживающими свой век комиссионками.

Внешне Решетова оставалась все такой же барственно-благополучной, хотя отец теперь был пенсионером. Опыт Петра Наумовича по руководству пищевой промышленностью хотя и не дал ожидаемых результатов в масштабе всего государства, но все же не остался втуне. Бывший замминистра собственноручно выращивал на подмосковной даче и консервировал патиссоны, огурчики, помидоры.

Получалось это у него фантастически. Очевидно, проявилось к старости дремавшее прежде призвание.

— Вот так, дочка, и останешься ты со своей разборчивостью одна, — поднывала мать, делая весенний дачный салатик с собственного огорода.