Щетинин повернулся к Ларисе.

— Мы с Борисом Семеновичем тоже едва не поссорились. Он, к сожалению, торопится подставить правую щеку, когда его огреют по левой. Ну, а мне это непротивленчество противно. По-моему, происшествие касается нас всех. Я предлагаю опротестовать диссертацию, пока ее не утвердила ВАК.

Лариса схватила Щетинина за руку.

— Правильно!.. Нельзя, чтоб ему сошло безнаказанно!…

— Ты слышал, Борис? — сказал Щетинин, пожимая плечами. — Думаю, спорить не о чем. Можешь стоять в стороне, если тебе так больше нравится. Я сам займусь разоблачением Черданцева.

Теперь он знал, что никакой софистикой не даст отвлечь себя в сторону. Неожиданное появление Ларисы все меняло. Она, как и Щетинин, негодует, она вовсе не собирается оправдывать своего жениха: уже это одно должно показать Терентьеву, как тяжка вина Черданцева. Нет, не понимал я по-настоящему этой девчонки. Вон с какой страстью она напала на того, кто еще вчера, еще сегодня утром был ей всех ближе! Она не пощадила себя, чтобы не пощадить виновного.

— Вы молодец, Лариса, — сказал Щетинин с уважением. — Нет, просто молодец, что все это высказали своему Аркадию!

Терентьев с раздражением повернулся было к нему, но смолчал. Он положил руку на плечо Ларисе, ласково встряхнул — она сдержала новые слезы.

— Я так виновата перед вами, — сказала она.

— Завтра вы поглядите на это происшествие другими глазами, тогда и поговорим.

— Надеюсь, что и ты завтра взглянешь по-иному, — наметил Щетинин. — Хотя, конечно, от такого крученого, как ты, многого не ожидаю.

— Иди к черту! — коротко сказал Терентьев. Щетинин запахнул пальто и значительно посмотрел на Ларису.

— Я пошел. Думаю, и без меня вам хватит о чем толковать.

После его ухода Лариса попросила:

— Проводите меня домой, Борис Семеныч.

На улице Терентьев взял ее под руку.

— Вы дрожите, Ларочка. Возвратимся в институт и вызовем такси.

— Позвоним из автомата. Идемте, я не хочу стоять!

От ходьбы она немного согрелась и перестала дрожать. Диспетчер такси сообщил, что высылает на площадь машину, и назвал ее номер. Терентьев с Ларисой заторопились, чтобы такси не перехватили. На площади не было никакой машины. Лариса устало прислонилась к фонарному столбу.

Терентьев прохаживался по тротуару, взглядывая на нее. Она казалась незнакомой. Еще недавно в ней видели легкомысленную и забавную девчонку, хоть он и тогда открывал несоответствие между ее полудетским личиком и вполне оформившейся фигурой, между пустенькой речью и умным взглядом. «Года через три, — размышлял он иногда, — она совершенно переменится — не узнать». Она переменилась в три месяца, он ее не узнавал. Он был в затруднении: как подступиться, о чем разговаривать с этой серьезной, глубоко потрясенной женщиной?

— Не печальтесь, — сказал он. — Не следует преувеличивать случившееся…

— Не оправдывайте Аркадия, — ответила Лариса. — Не нужно его оправдывать!..

— Вы беспощадны… Люди ошибаются, с этим приходится мириться.

Она заговорила с гневом и болью:

— Не хочу примиряться! Не хочу любить тех, кто совершает подлости!

Он снова заходил по тротуару. В молчании они поджидали такси. Лариса обернулась к Терентьеву:

— Я хочу вам еще сказать… Вы должны все знать!

— Разумеется, говорите. Со мной можно делиться всем.

Она минуту молчала. Он ждал.

— Я беременна, — оказала она.

Запоздавшее такси на полной скорости развернулось на площади. Терентьев усадил Ларису.