|
Возможность блеснуть перед нашими домашними СМИ предоставляла неоспоримое психологическое первенство над другими; это первенство могло нам дорого обойтись в день суда. Все это я говорю для того, чтобы описать сгустившуюся атмосферу. Во время одной из наших ссор мы вдвоем накинулись на оператора Витольда. Мы действовали достаточно ловко, прервав таким образом съемку. Нужно заметить, что у нас возникла полемика. В разгар ее я рыгнул. Я не рассчитал количество выпитого пива, и произошла отрыжка. Внимание, речь идет об очень скромной отрыжке, ничего значительного, скорее плохо рассчитанная икота. Правда, все случилось так быстро, что у меня не было времени проявить воспитанность, иначе говоря, у меня не было времени поднять руку и прикрыть ладонью рот. Произошло звукоизвержение. Такие дурацкие истории случаются с каждым, это чуть громче газов, которые выпускаешь беззвучно, но все-таки… Я понимал, что Тереза может обернуть это в свою пользу. «Господа присяжные, как можно доверить опеку над ребенком человеку, который безнаказанно рыгает прямо перед объективом? Ответьте честно». Поскольку, нужно признать, кинорепортаж – дело не из легких; мы заметно выросли за это время, при этом не теряя надежды, что один из нас допустит ошибку, которая будет запечатлена в фильме. Поляки, сами того не зная, превратились в орудия игры. И теперь, когда я попался на элементарной отрыжке, я не мог оставить все как есть. Слишком уж несправедливо. Невозможно лишиться всемогущей любви из-за дуновения воздуха, которое выдает выпитое пиво.
Именно поэтому мы кинулись на Витольда. Анджей тут же попытался разнять нас, но я сильно оттолкнул его левой ногой – прямой удар в область живота. Каждый из нас ухватил по одной руке поляка; это напомнило мне время, когда русские и немцы хотели поделить между собой Польшу. Этот тип заорал. Конечно, обидно, если тебя расчленят из-за отрыжки. В конце концов он выронил свою мерзкую камеру, в которую с остервенением вцепился своими могучими челюстями (теперь понятно, как он мог зубами открывать бутылки), а эта стерва Тереза поймала выроненный предмет прежде, чем он разбился вдребезги. По старой укоренившейся привычке мы стали кататься по полу. Я опускаю подробности этой уникальной схватки, приведшей к той вполне заслуженной минуте, когда я с честью вышел из нее победителем. Ползавшей по полу Терезе оставалось лишь признать, что в самый разгар полемической борьбы я, рукой победителя, схватил свой трофей. Тогда Витольд хотел броситься на меня, чтобы отобрать свою собственность, но поскользнулся на ковре, образовав на нем возвышенность, бесспорно давшую нам фору. Анджей все еще держался за живот, и я воспользовался моментом, чтобы незаметно оглядеться. Я перевел дух. Никто никогда ни увидит мою отрыжку. Я опустил руку с зажатой в ней камерой и нажал на кнопку, чтобы извлечь пленку. И вдруг. Именно, и вдруг. И вдруг обнаружилось то, что не способен описать ни один эпитет. В камере не оказалось никакой пленки. Уже много дней Витольд крутил ее вхолостую. Антология наших ссор внезапно рухнула в гулкую пустоту. В преддверии драмы воцарилась нелепая тишина. Мы смотрели, как двое поляков смотрят друг на друга. Именно эта тишина сильно встревожила нас, эта тишина казалась неестественной. Любой художник при виде подобной оплошности должен был бы закричать, камера без пленки – как роды без ребенка. Отсутствие у них всякой реакции выглядело достаточно странным, нам ничего не оставалось, как заподозрить что-то неладное. Через мгновение Витольд, первым поняв истинный смысл нашего открытия, бросился на иол, чтобы замаливать свои грехи. Простите, да, простите, простите. Анджей с распухающим животом ползал рядом с ним, вторя в унисон mea culpa.[21] Разумеется, их поведение показалось нам странным, но сами мы никогда не смогли бы полностью осмыслить все последствия этого нелепого поведения. Они принялись каяться в своих ошибках, которые казались нам настолько чудовищными, что невозможно было сразу же осознать их; мы старались подобрать осколки нашей мечты, прежде чем в очередной раз констатировать, что мир, в котором мы живем, полностью погряз в пороках. |
