Значит, поляки просто незаконно вторглись в нашу квартиру. Я знаю, что определенного рода махинации неприемлемы в глазах порядочных людей, но тем не менее нам пришлось признать, что мы стали жертвами бесчестного поведения. Мы с Терезой сплотились, чтобы пережить этот тяжелый момент. Поляки незаконно вторглись в нашу квартиру. Я повторял эту фразу, словно стараясь понять ее смысл, словно стараясь пробудиться от безумия. Это были великие самозванцы. Лжежурналисты. Они увидели нас по телевизору и явились к нам, чтобы снять псевдофильм. Таково было их ремесло. Они жили от сенсации к сенсации, снимали фильмы камерой без пленки, изыскивая предлоги для незаконного вселения в квартиры. Опустив головы, поляки собирали свои пожитки, вся их гордость не стоила и ломаного злотого. Анджей подошел ко мне попросить об услуге. Я выпучил глаза: неужели он способен еще о чем-то меня просить? Ладно, я сказал, что выслушаю. Так вот, объяснил он, они очень просят, чтобы я не предавал огласке их метод; их способ существования был уникальной золотой жилой. Если я сообщу в полицию или просто раскрою их карты, им угрожает техническая безработица.

Я согласился держать язык за зубами. По сути, между нами ведь завязались дружеские узы. Мы очень полюбили этих поляков. Я предложил им выпить на посошок. Они сделали вид, что не могут на это пойти, не заслужили пить с нами, они нас обманули, они воплощают собой самые презренные человеческие качества… и согласились. Все-таки они были ужасно милые, в конце концов на них трудно было сердиться. Мы немало пережили вместе. Я попросил их номер телефона, если вдруг по невероятному стечению обстоятельств мы когда-нибудь окажемся в Польше, например, чтобы показать малышу снег; конечно, это был предлог, меня огорчало, что мы расстаемся таким образом. Они дали понять, что не могут ни дать мне свой номер телефона, ни назвать свои настоящие имена, вообще ничего. Их дружба, как и все остальное, была псевдодружбой. Они не могли поступить иначе, они незаконно вторгались к вам в дом, чтобы улетучиться струйкой дыма. Осушив последнюю рюмку, они удалились, а мы помахали им вслед рукой, пожелав счастливого пути.

VII

Конрад ужасно огорчился из-за внезапного ухода поляков. Несмотря на то что их присутствие совпало с периодом его почти безвыходного заточения в комнате, у него все равно сохранятся самые теплые воспоминания. По правде говоря, эти события повлекли за собой весьма значительные невероятные перемены; он начал читать. Да, читать. У себя в комнате он обнаружил мешок со старыми книгами издательства «Фолио», приметой того времени, когда меня самого настолько одолевала скука, что я читал книги.

– Я много прочел.

Эта пижама удивительно шла ему, я правильно сделал, что ее купил. Ну какая лапочка!

– И много написал.

Надо было купить ему носочки в тон… Что?

Я попросил его повторить, и он подтвердил то, что сказал, он начал писать, этот малыш, который до этого никогда не читал, эта простая душа. Тогда он пошел в свою комнату и вернулся, держа в руках то, что мы должны были квалифицировать как рукопись.

– Это книга, которую я написал… я ее назвал Я требую, чтобы все вставали, когда входит моя жена.

– Откуда такое название?

– Это из третьей части Поисков утраченного времени. У Германтов… Подождите, сейчас прочту вам отрывок:

Меня раздражали незнакомые мне шикарные молодые люди, рассказывавшие о молодом наследном принце Люксембургском (бывшем графе фон Нассау), с которым я познакомился в Бальбеке и который так деликатно выразил мне сочувствие во время бабушкиной болезни, смехотворные и очень унизительные для него истории. Один из молодых людей уверял, будто бы принц сказал герцогине Германтской: «Я требую, чтобы при появлении моей жены все вставали», на что герцогиня будто бы ответила (а уж это не только не остроумно, но и лишено всякого правдоподобия, потому что бабушка молодой принцессы всегда была воплощенной добродетелью): «Конечно, при появлении твоей жены все должны вставать, – ради твоей бабушки мужчины ложились».