—    Рикошет, — сказал он. — От столба со све­тильником.

—   Тут уж ничего не поделаешь... — согласил­ся я, и Витя подозрительно покосился, смеюсь или нет. — А что архивы? — спросил я.

—   Как раз сейчас их там просматривают, — ответил Витя. — Пришлось сопровождать Алекпера до президентского дворца. Там объявили перерыв в совещании для ознакомления с допол­нительными материалами.

—    Похоже, он чувствует себя в безопасности, только когда ты рядом, — сказал я. — Я говорю об Алекпере.

—   И не он один.

—    Надеюсь, твои скромные заслуги будут уч­тены при вынесении решения? Все-таки сын Президента против нашего варианта, а папа ко­леблется.

—   Дело не во мне, — сказал Солонин. — Это труд многих ученых России с конца прошлого века... Алекпер говорил, что практически все, что они предвидели, сбывается. И это сэкономит сотни миллионов баксов на разведку новых мес­торождений.

—    Но ты объяснил, что эти архивы принадле­жат России? Они были украдены людьми Кадуева, который сегодня не подчиняется никому.

—   Да все они понимают... — махнул рукой Солонин. — Ждут подтверждения от новой влас­ти в Грозном о готовности охранять нефтепро­вод. Понять нужно и нам: с чеченскими бандита­ми не справится никто, кроме самих чеченцев. А они блюдут только свою выгоду.

—   Опять мы влипли в историю, — сказал я. — Эта труба как шампур нанизывает на себя инте­ресы всех, через чью территорию проходит.

—   От этого никуда не деться, — сказал Соло­нин. И вдруг вскрикнул, задев что-то своей раной.

—    Никогда не думал, что ты так боишься фи­зической боли, — сказал я.

—  Просто забыл, что это такое, — ответил Витя и начал забинтовывать руку.

—    Почему не обратился в госпиталь?

—   Лишний раз светиться? — спросил Витя. — Я все жду, какая будет мне новая команда. От вас или от Питера Реддвея.

—   Свою миссию ты выполнил, — сказал я. — Никто лучше тебя с этим не справился бы.

—   Алаверды! — Он поднял вверх здоровую руку. — Только под вашим мудрым руководст­вом, Александр Борисович!

—    Надеюсь, нам дадут передышку, — сказал я. — Очень болит?

—   Еще как, — ответил он. — Просто отвык от подобной боли.

—    Мужик, называется! Видели бы тебя сейчас твои поклонницы Фирюза и Делара. Ты же в их глазах Шварценеггер, по меньшей мере. А сам чуть не рыдаешь от царапины.

—    Нравятся они мне обе, — признался Ви­тя. — Хотя обе и замужем.

—    Рад, что в тебе стал просыпаться интерес к жизни, — сказал я. — Хоть и самым безнравст­венным образом. До самолета четыре часа. Поэ­тому считай, что я дал тебе увольнительную. Мо­жешь прогуляться, повидаться с кем-нибудь...

Я не договорил, мои слова прервал междуго­родный звонок.

—   Борисыч! — сказал Слава Грязнов, чуть растягивая, по обыкновению, слова. — Слыхал, что вас отзывают в Москву, как не справивших­ся?

—   Уж не тебя ли назначили на наше место?

Он рассмеялся — не моей шутке, а, наверное,

от радости, что мы живы-здоровы.

—   Так какие трудности, Борисыч? — спросил Слава.

—   Прежде всего материальные, — ответил я.