— Сейчас поймете. Не знаком ли вам человек, изображенный на этой фотографии?

И Мазин положил перед бухгалтером снимок, взятый в музее. Устинов достал из кармана футляр, извлек очки в стальной оправе, протер стекла фланелькой и лишь тогда взялся за фотографию. Посмотрев, сказал:

— Слева стоит Леонид Фридрихович Кранц, бывший заместитель директора исторического музея по научной части.

— Вы вместе работали?

— Пришлось.

— А где он сейчас?

— Кранц? Полагаю, в ФРГ.

— Нет, он не в ФРГ. Его убили.

— Что ж… В войну многие гибли. Хорошие люди погибали. Ну, а Кранц, надо думать, заслужил. Как волка ни корми, все в лес смотрит. Русским себя называл. Даже просил, чтоб его Федоровичем величали, а как фашисты пришли, тут нутро и заговорило. В фольксдойчи записался. В управу пошел работать. «Клад басилевса» на его совести. Не слыхали про такой? Впрочем, это целая история. А вы меня по делу вызвали. Так я и не пойму, по какому. Откуда у вас карточка эта?

— Фотографию я взял в музее. А что касается дела, Константин Иннокентьевич, то оно связано с Кранцем. Его действительно убили, но не на войне, а совсем недавно, здесь, в городе.

Бухгалтер поглядел на Мазина поверх очков:

— Шутить изволите?

Игорь молча достал из ящика еще один снимок — фотографию мертвого археолога.

— Кранц это! — воскликнул Устинов. — Как же…

— Кто убил Кранца и почему — неизвестно. Неизвестно, зачем он вообще приехал в город. Поэтому и приходится обращаться к прошлому. Может быть, корни там.

— Возможно. Я вас понимаю. Спрашивайте, прошу. Что не ушло из памяти — рад буду, если пригодится.

— Расскажите с самого начала.

— Да, именно сначала. Меня в армию из-за больной ноги не взяли… А четвертого сентября сорок первого года фашисты в город ворвались. В этот день мы спрятали ящики с музейными ценностями. — Устинов пожевал мясистыми губами. — Вещи там были уникальные. — Он протянул это слово «у-ни-каль-ны-е». — И других таких нет и не будет никогда. А вывезти не сумели, не смогли. Кто же знал, что он так продвинется? Да десант выкинет? Все готово было. Упаковано. Но не успели. Так и получилось, что враг уже в город входит, а мы втроем сидим на ящиках…

— Вы, Кранц и профессор Филин?

— Профессор? Нет. Филин тогда, кстати, был не профессор, а военврач второго ранга, и от музея находился далеко, на переправе. А третий с нами был Федор Живых. Он в музее столяром числился. Удивительный был парень, на все руки мастер.

— Вы говорите, был. Он погиб?

— Нет, Федор жив. Иногда я его встречаю. Да не о нем сейчас речь… Сидим мы, значит, и не знаем, что же делать? Оставить ящики в музее значило погубить сокровище наверняка. Домой тоже не возьмешь. Один выход — спрятать. Рядом была школа. В ней располагался госпиталь. Оба здания, то есть музей и школа, отапливались из общей котельной. Внизу, между помещениями, был переход. Через него можно было пройти в школьный подвал. А подвал был начисто отрезан от школы, потому что в это крыло еще с месяц как попала бомба. Верхние этажи залатали кое-как, в подвале же особой нужды не усмотрели, так он и остался сверху засыпанный. Вот туда-то мы и решили перенести ящики, хоть на время.

— Из музейного подвала в школьный?

— Именно. И принесли. Сложили на полу и забросали битым кирпичом. Конечно, на первый взгляд, тайник нехитр, но, с другой стороны, часто под носом легче укрыть то, что вдали не спрячешь.