Война никогда не казалась ей страшной. Однажды, сидя в кино, Сента почувствовала, в чем правда, когда на экране показали пущенный ко дну английский броненосец. Зрители умолкли, и в сердце Сенты проснулось что-то, бывшее до сих пор безмолвным. Вернувшись домой, она была в совершенно другом настроении и даже радовалась этому, так как оно заставляло ее забыть личное горе. Перемена настроения приятно совпала с получением первого письма от Макса. Оно было послано в Данию. Оттуда вернулось и в Англии было вскрыто цензурой. Написанное по-английски, оно было очень коротким.
«Дарлинг, я знаю, что вы благополучно прибыли домой. Я очень рад. Пусть ничто вас не огорчает. Моя любовь теперь навсегда с вами. Не знаю почему, но я сегодня вспоминаю об одном дне в Хольнице, — может быть, потому, что тогда был тоже вторник. Мой привет сиреневому платью. Когда наденете его, вспомните обо мне.
Ваш Макс».
Сиреневое платье Сенты было любимым платьем Макса.
Глава XI
К великому огорчению Сильвестра, он оказался слишком близоруким, и его не хотели принять в полк Лондонских шотландцев. Но вдруг однажды он подъехал к дому на мотоциклете и ввалился в квартиру с криком:
— Я принят в отряд мотоциклистов!
Теперь он был важный мистер Сильвестр Гордон из технических войск, изучавший пулеметное дело. Он спрашивал Сенту:
— Неужели ты ничего не будешь делать?
Был уже ноябрь — отвратительный, холодный, сырой. Сента получила еще одно письмо от Макса:
«Моя маленькая, любимая. Как бы я хотел получить от вас весточку. Я уверен, что вы писали и что только по случайности ваши письма не дошли до меня. Как будет прекрасно, когда все это кончится, — мы встретимся и сможем повенчаться. Я живу только надеждой на этот час. Здесь страшно холодно… (кусок был оторван цензурой). Моя любимая, я всегда с вами».
Сильвестр продолжал настаивать:
— Тебе должно быть ужасно тяжело ничего не делать и постоянно скучать.
Этот разговор был прерван приходом невысокого старого джентльмена с выцветшими усами, в монокле, в довольно поношенном темно-синем костюме. Позади него стояла бледная как мел Сара. Сильвестр удивленно переводил взгляд с нее на неизвестного.
Сара с трудом проговорила:
— Это ваш отец, — и смущенно прибавила, — это — Сильвестр, сэр, это — мисс Сента.
Сильвестр страшно покраснел. Сента широко раскрыла глаза.
— Да, да. Мм…
Он подошел к пораженному Сильвестру и пожал ему руку, потом повернулся к Сенте и наклонился, чтобы поцеловать ее. Сента стойко перенесла фамильярное приветствие. Виктор Гордон откашлялся, улыбнулся, поправил монокль и спокойным деловым тоном спросил:
— Вероятно, вашей матери нет дома?
Посмотрев на своего единственного сына, он сказал:
— Я вижу, что ты пошел на помощь родине.
Сильвестр опять покраснел и затем сказал, предполагая, что в голосе его достаточно решимости:
— Простите меня, если я скажу, что ваш приход требует некоторых объяснений.
— Да, да, естественно, я не могу претендовать на то, чтобы вы меня узнали. Одна Нико может меня помнить. Я приехал из Австралии. Призыв дорогой родины оказался слишком сильным. Каждый жаждет помочь — и вот я вернулся домой.
Он подошел к звонку и позвонил. Когда все еще бледная Сара вошла в комнату, он хладнокровно сказал:
— Принесите, пожалуйста, бутылку виски и содовой воды.
Виски и Клое появились в комнате одновременно. В момент, когда вошла мать, Сильвестр сделал инстинктивное движение, как бы желая подойти и обнять ее. У нее был странный, хотя и достойный вид; она нервно проводила рукой по волосам.
— Итак, ты вернулся, — сказала она свойственным ей неуверенным голосом. |