Борис Дмитриевич всегда раньше думал, что интересно бы знать, как оно все будет лет через сто, тысячу, и в этом бесперспективном незнании, казалось ему, самый страх смерти-то и есть. А как он сейчас думает?

Он не думал сейчас о том, что будет, когда его не будет. Пропало это любопытство к будущему. Сейчас только хотелось передохнуть, тепла, ласки и чтоб дышалось легче — передохнуть.

Он не стал думать о поступках, которых люди, его воспитавшие, стыдились бы. Может, если его спросить, он бы вспомнил, может, ему и легче бы стало.

Кто его знает!

Тепло, ласка, любовь — так их ему хотелось сейчас.

Он поглядел на девочек, которые совсем почти распилили и раскусили гипс, а сейчас берут изогнутые, плоские, чуть закругленные инструменты типа зажимов или ножниц — он знал эти инструменты, но не знал их названий. Как и все необычные инструменты в медицине, они назывались просто «крокодилы».

Девушки «крокодилами» взялись за края разреза, распила, разрыва, раскуса гипса — как лучше сказать? — и склонились над его телом — одна ближе к голове, у шеи, у верхней половины груди, другая над низом живота. Он посмотрел на девочек: от них не исходило ни тепла, ни ласки, ни любви.

Хотя он, может быть, и не был прав.

Тамары Степановны не было. Саша стоял в дверях, притулившись к дверному косяку, и молча смотрел на работу. Непонятно, видел он что-нибудь или был где-то далеко от этой палаты… Может быть, в другой…

Спросить, где Тамара, или не спросить — вот вопрос, который сейчас обдумывал Борис. Хотел спросить, но сдавило горло, он что-то прохрипел невнятное и подумал, что вот, пожалуй, любить он за все годы так и не научился. Люди, его воспитавшие, должны бы этого стыдиться.

Не учили этому.

Он опять что-то прохрипел. Подошел Саша и стал помогать девочкам.

— Уберите «крокодилы» к черту! Я сейчас руками.

Девочкам конечно же не по силам такая процедура. Александр Владимирович завел пальцы под края распила, сильно напрягся — лицо у него побагровело, набрякли веки, вздулись вены на шее — и стал растягивать гипс в стороны, высвобождая тело товарища из оков. Может, оковы действительно мешают дышать?! Как говорят в медицине: диагностика «эксювантибус», то есть диагностика от результатов лечения; станет сейчас Борису Дмитриевичу лучше, — диагноз Тамары был правилен.

Борису Дмитриевичу стало чуть прохладнее, и он сказал:

— Спасибо.

Голос был нормальный.

Борис Дмитриевич стал вспоминать, что он хотел сказать. Он же что-то придумал, что-то важное решил…

Дышать стало чуть легче, и он опять поискал глазами Тамару.

— А где Тамара Степановна?

— Боря, она все же здесь частное лицо — тебя раскрыли, и она вышла.

— Да, конечно. Простите.

— К тому же больная.

— Да, да. Простите.

— Что простите? Тебе легче?

— Конечно. Другая жизнь совсем. Спасибо тебе.

— Наверное, она была права. Сейчас мы тебя опять свяжем, стянем бинтами.

— Зачем? Я лежу, не двигаюсь. Все и так будет затянуто. Позвоночник, по-моему, и так достаточно скован.

— Хорошо, хорошо. И впрямь до утра оставим.