Василь Василич тоже, прямо скажем, богатырским здоровьем не отличался. У него был плеврит, колит и гастрит. Поэтому и он частенько лежал на кровати. И глядел в потолок. Однажды он увидел, как по потолку расплывается жёлтое пятно — Раиса Герасимовна случайно опрокинула ведро со своей мочой.

…Прошло ещё десять лет.

И от Раисы Герасимовны осталось лишь жёлтое пятно на потолке. И то только потому, что у Василь Василича не было денег на ремонт. Зато у него было два инфаркта и третий на подходе. Рядом с его кроватью теперь тоже стояло ведро.

И вот лежит Василь Василич, смотрит на жёлтое пятно и ясно так понимает, что абсолютно счастлив он был всего лишь один раз в жизни — в тот далёкий вечер, когда Раиса Герасимовна показала ему БРИТУЮ ПИЗДУ.

«И чего я её тогда не потрогал?..», — вздыхает он с запоздалым сожалением.

В летний дождливый вечер гуляю по опустевшему парку

Тир представлял собой стилизацию под избушку на курьих ножках. Бабу Ягу замещал старик лет шестидесяти.

— Вы очень похожи на Фёдора Михайловича, — сказал я ему.

— Я и есть Фёдор Михайлович, — ответил старик.

— На Достоевского, — уточнил я и подумал, что он сейчас скажет: «Я и есть Достоевский».

Но тут дверь отворилась и в тир вошёл мужчина средних лет в форме прапорщика. А вместе с ним девушка, довольно привлекательная.

Федор Михайлович разгладил пятерней бороду и спросил:

— Желаете пострелять?

— Так точно! — отрубил прапорщик. — Маша, ты не хочешь пострелять? — обратился он к своей спутнице.

Маша явно не хотела. Недовольно поджав губы, она демонстративно отвернулась.

— А сколько у вас мишеней? — поинтересовался прапорщик.

Фёдор Михайлович посмотрел на стенд.

— Да штук тридцать наберётся.

— А если я их все собью?

— Полагается призовая игра.

— Что это значит?

— Собьёте — увидите.

— Угу-у, — покивал прапорщик. — Послушайте, где–то я вас уже видел. Вы случайно не отставник?

— Это же Фёдор Михайлович, — сказал я. — Достоевский. Вы что, разве не видите?

— Достоевский давным–давно умер, — сказала Маша.

— Это мы с вами умрём, а Федор Михайлович будет жить вечно, — провозгласил я.

Фёдор Михайлович одобрительно хмыкнул.

— Нет, где же я вас всё–таки видел? — не унимался прапорщик. — Вот теперь буду мучаться, пока не вспомню.

«Достоевский» отсчитал ему три десятка пуль.

— А тебе, паренёк, сколько? — обратился он ко мне.

— Нисколько, — ответил я.

— А чего ж так?

— Я сегодня получил три двойбана.

— А, так ты двоечник, — сказал прапорщик.

— Это ничего, — рассудил Фёдор Михайлович. — Двоечник тоже человек.

И он отсчитал мне десять пуль.

Мы с прапорщиком принялись за мишени. Я очень скоро послал все свои заряды «за молоком». Прапорщик же метко щёлкал одну мишень за другой. И быстро добрался до последней. Он уже собирался поразить и её, как вдруг, перестав целиться, радостно воскликнул:

— Вспомнил, где я вас видел! В церкви! Вы поп!

— Так точно! — шутливо козырнул Фёдор Михайлович.