— Что — ну? — не понял я.

— А дальше?

— Всё.

— Как — всё?.. — Она округлила глаза. — Это что — стихи, что ли? Да я таких миллион могу сочинить. Нескладуха какая–то.

— Дура! — сказал я.

— Сам ты дурак!

Мы вернулись к тиру. На крыльце нас поджидал прапорщик. Форма на нём сидела уже не столь безукоризненно, как раньше. Фуражка и вовсе съехала на бок.

Я сделал несколько строевых шагов и, козырнув, доложил:

— Товарищ прапорщик! За время вашего отсутствия происшествий не случилось!

— Воль–но! — молодцевато скомандовал он.

— Ты что, напился? — спросила его Маша, хотя и так всё было понятно.

— Спокойно, Маша, — глупо ухмыльнулся прапорщик. — Я Дубровский!

— Ты же обещал, что не будешь пить! — голос её звенел.

— А сама–то где шлялась?! — перешёл в наступление прапорщик.

Маша несколько поутихла.

— Да вон, — кивнула на меня, — стихи свои читал.

— Что ещё за стихи?.. Ну–ка, прочти, — приказал он мне.

— Пожалуйста. — Я с чувством продекламировал:

Голые бабы по небу летят!

В баню попал реактивный снаряд!

— Сильно, — похвалил меня прапорщик.

В дверях тира появился Фёдор Михайлович.

— Товарищ Достоевский, — пожал ему руку прапорщик. — Двоечник, — пожал он мне руку, сказав назидательно: — Учись хорошо, парень. России нужны грамотные солдаты.

И они ушли.

Фёдор Михайлович сплюнул и задумчиво произнес:

— Две загадки будут постоянно волновать человечество: звёздное небо над нами и нравственный закон внутри нас.

Дни, которые плохо начинаются и плохо заканчиваются

В дверь звонили. Зудова проснулась. Смотрела на луну в окне, размышляла: открывать?.. не открывать?..

Открыла.

На пороге стояла Елена Юрьевна — соседка по лестничной площадке. Одинокая старуха.

— С наступающим Новым годом, — сказала она. — Голова что–то болит. У вас таблетки не найдётся?

Разбирались в блестящих упаковках.

— Мне, право, неловко, — с любопытством осматривалась гостья. — О, у вас и бразильский кофе есть.

Пришлось предложить.

Пили кофе. Разговаривали.

— Мы не разбудим вашего мужа? — беспокоилась соседка.

— Не разбудим.

— Вы знаете, у вас очень вежливый муж.

— Был очень вежливый. — Зудова помешивала ложечкой. — Он умер.

Старушка не донесла чашку до губ.

— Что вы говорите? Такой молодой…

Зудова пожала плечами.

— Смерть, знаете, не выбирает: старый, молодой… Гребёт всех подряд.

— Да, да, да, — часто кивала Елена Юрьевна.

Минуты три провели в скорбном молчании.

— Па–азвольте, — вдруг вскинулась соседка. — А не вчера ли я встретила покойника на Невском?

— Он был один?

— Нет, с какой–то дамой.

— Сволочь!

Ещё помолчали. За окном падал снег. В дверь звонили.

— Кто там? — спрашивала Зудова.

— Это дедушка Мороз! — неслось из–за дверей. — Он подарки вам принёс!

— Что за чушь? — открыла.