— А где сам Мурашкин? — спрашиваю я с неприятным предчувствием.

— Точно сказать не могу, — отвечает главврач. — Но одно из двух: либо он ещё в морге, либо уже на кладбище.

— Да-а, — протянул я смущённо. — Надо же. И что теперь делать?

— Пойдёмте пивка попьём, — предложил главврач. — У меня вобла сушёная есть.

И мы пошли пить пиво… После третьей кружки главврач сказал:

— Пейджер — это что, я, помню, у одного мужика в желудке «мобильник» забыл. А он на похоронах возьми и зазвони. Вдову чуть кондрашка не хватила. Ха–ха–ха!.. — захохотал главврач, но тут же оборвал свой смех. — Извините.

…После десятой кружки главврач сбивчиво забормотал:

— Валерий Михалыч… в прошлый раз вы прочли мне своё замечательное стихотворение… Я был потрясён! Просто потрясён! Волшебные строки… глубина замысла…. Я пришёл домой. Всю ночь не мог уснуть… Всё курил… курил… А под утро тоже написал стихотворение. Почти как ваше, даже некоторые строчки совпадают. Получилось что–то очень философское. Я бы даже сказал — космическое…

— Хватит трепаться, — перебил я, сдувая пену с кружки. — Читайте лучше свой стишок.

Главврач встал, суетливо поправил узел галстука.

— Это стихотворение я посвящаю своей горячо любимой жене Маше, — хриплым голосом произнёс он. Потом откашлялся и с выражением прочёл:

По небу летят самолёты.

По рельсам бегут поезда.

Завтра наступит завтра.

Вчера было только вчера.

Мама опять моет раму.

Папа пошёл в туалет.

Аптека торгует презервативами.

Я не рожусь на свет.

Человек человеку — друг.

А также товарищ и брат.

Моя жена висит вместо лампочки.

Я этому очень рад!

— Ну как? — спросил главврач, заметно волнуясь.

— Для первого раза потянет, — похвалил я. — В особенности вам удались две последние строки. Я прямо вижу вашу любимую жену Машу, висящую вместо лампочки…

Главврач смущенно потупился. Ему было приятно.

15. Как я спал с грязными ногами на чистой подушке

Однажды я зашёл в гости к Порфирию Дормидонтовичу, чтобы выпить водки и поиграть в карты. А у него форменный скандал.

— Это что ж такое?! — орёт великий писатель на Мвангу. — Взяла и грязные ноги на чистую подушку положила!

— С чего это грязные? — оправдывается принцесса. — Я их на прошлой неделе мыла.

Но Порфирий Дормидонтович её и слушать не хочет.

— Представляете, — говорит он мне, — хотел положить голову на свою чистенькую подушечку, а там Марфины грязные ноги лежат.

— Африка, — пожал я плечами, — чего вы хотите.

— Ну разве так можно, — никак не успокоится великий писатель, — грязные ноги — на чистую подушку. Что ж ты такая… некультурная!

— Я очень даже культурная, — возражает Мванга. — В Гамбии я являюсь почётным президентом Академии Культуры.

— Какая ты, на хер, культурная, если грязные ноги на чистую подушку кладёшь.

Он вновь повернулся ко мне.

— Нет, вы только представьте, Валерий Михалыч: грязные ноги — на чистой подушке! Представляете?

— Очень даже представляю, — сказал я. — Я и сам люблю спать, положив грязные ноги на чистую подушку.