Погрузка в корветы и полёт до дома — все прошло за считанные минуты, но в дедовом посёлке приземлились, когда окончательно стемнело. Взвод сопровождения тут же занял периметр, и лишь после их доклада мы смогли выйти наружу. Это откровенно раздражало, но протоколы не дураками придуманы, поэтому я стойко переносил их.

— Внук, тебя, как президента охраняют, — встретил нас дед возле калитки, — смотри, нос не начни задирать, а то я быстро кнутом тебя вразумлю.

— Ну и шутки у тебя, — улыбнулся я, обнимая деда, — как вы тут, страшно было? Бои совсем недалеко шли, по прямой километров тридцать, не больше.

— Да что-то грохотало, ага! Ну мы не из трусливых вроде, хотя девок с детьми в убежище загнали, как ты и говорил. Здравствуй, внучка, — дед, отстранившись от меня, обнял Лиану, — ты мне скажи, если эта орясина обижать тебя вздумает, я ему быстро уши пооткручиваю! Ладно, проходите в дом, мать уже два раза подогревала ужин, пока вас ждала.

Хоть все и ожидали нас, сидя в гостиной, разговора не получилось. Вымотаны были как мы, так и родные, уставшие от нервного напряжения последних дней. Я, так вообще, выпив первую стопку, почувствовал, как голова потяжелела и пошла кругом. Пока женщины утащили любимую в баню, мне пришлось парой предложений рассказать собравшимся мужикам, что да как было на орбите, какой ценой победили и что нас ждёт в ближайшем будущем. Затем баня, где сил хватило, только чтоб помыться, а после мы с женой завалились в кровать, где тут же и уснули глубоким, крепким сном.

Пробуждение было поздним, часов одиннадцать, не меньше. Все давно проснулись и старались не шуметь, давая нам выспаться как следует. Глядя на спящую рядом любимую, я украдкой любовался ею. Когда она подняла веки и посмотрела на меня своими чудесными глазами, не выдержал и накрыл её губы крепким поцелуем. Лиана ответила, от чего у меня сразу стало тесно в груди. Её бедро скользнуло по моему, от чего тесно стало не только в груди, а тихий стон любимой волной горячей крови ударил в голову.

Из спальни мы вышли лишь через час, счастливые и раскрасневшиеся. Дед, что-то чинивший в прихожей, хитро улыбнулся и намекнул, что баня ещё не остыла и можно с утра ополоснуться. Лучше бы он этого не говорил, потому что в бане мы продолжили то, что начали в спальне. Лишь когда насытились друг дружкой, смогли ополоснуться и вернуться к накрытому столу. Это для нас был завтрак, остальные уже обедали.

— Я этих дуболомов уговаривала за стол сесть, а они ни в какую, — возмущалась мама, показывая через окно на одного из десантников, — стоят как истуканы, да головой по сторонам вертят. Сынок, ты бы и на чай пригласил, что-ли!

— Не положено, мам, они на посту, — пряча улыбку, ответил я, — вот когда смена закончится, тогда и поедят, и попьют. Да и не голодные они, у каждого в бронескаф встроен термос с питательным раствором.

— Пф, — фыркнула мама, — тоже мне, нашел, с чем сравнить чай, с бурдой какой-то. Сынок, нормальную пищу раствором не назовут!

Так, перешучиваясь, не поднимая серьезных тем, мы и провели пару часов. Я лишь один раз отвлекался для связи с капитанами, уверившими, что все хорошо и моё вмешательство не требуется. А потом пришлось выполнять обещанное — прогулку по лесу с Лианой. Её, выросшую в стальных стенах космической станции, постоянно влекло к природе. И я прекрасно понимал, не из простого любопытства. Просто любой разум всегда тянется к живому, к тому, что можно почувствовать, ощутить биение жизни, движение, рост.

— А это что за дерево? — С любопытством ребёнка спросила любимая, показывая пальцем на белый, в черных пятнах ствол.

— Берёза, — улыбнулся я, — а вон тот здоровяк, это тополь.