Промозглый, сырой ноябрьский воздух проникал под ее джинсы, холодил босые лодыжки. “Надо было надеть теплые носки”, — подумала она. Но холода нагрянули неожиданно: два дня назад было еще за семьдесят , а теперь, всего через несколько дней после Духова дня , синоптики предсказывали ночные заморозки на почве.

Оконное стекло затуманилось капельками влаги. Только в самом верху можно было разглядеть кусочек серого неба, и оно выглядело так, словно обещанный прогнозом снегопад вот-вот готов был разразиться.

Колокольчик, укрепленный над дверью, звякнул. В магазин вошел мужчина в темно-серой шерстяной бейсбольной шапочке. Низко пригибаясь, он стряхнул снег со своей кожаной куртки.

Саре стало не по себе: все-таки она была здесь одна. Ей приходилось слышать немало страшных историй об этом “социально неблагополучном” районе. Тем не менее она стала протискиваться между рядами вешалок с одеждой в переднюю часть магазина. Освещение было скверным. Два дня назад флуоресцентная лампа под потолком перегорела, и ее еще не заменили. Хотя час был еще не поздний, ранние ноябрьские сумерки и затянутое тучами небо погрузили магазинчик в полумрак.

Мужчина снял шапочку, обнажив темную взлохмаченную шевелюру. Очень знакомую.

Нэш Одюбон.

Сара остановилась, схватившись за рукав какого-то грубого драпового пальто. Ее тело оказалось зажатым между тесными рядами вешалок. Она не видела его после встречи в больнице, и не раз у нее возникали сомнения — а был ли он там на самом деле? Ее так накачали морфином, что пять дней в больнице промелькнули как один непрерывный наркотический сон.

Нэш шлепнул шапочкой по колену, стряхивая снег.

— Вы тут одна? — Он нахмурился, заглядывая мимо нее в темную глубину магазина.

Сара заправила выбившуюся прядь волос за ухо и при этом заметила, что рука у нее дрожит. Она торопливо опустила руку и сжала пальцы в кулак, потом стиснула обе руки вместе.

“Дарвон”.

Она старалась не принимать лекарство, пока работала в магазине: оно вызывало слишком сильное отупение. Но иногда потребность в нем оказывалась слишком сильной. Ее мучили затяжные боли в затылке и в спине, у нее начиналась мигрень, казалось, что без таблеток она просто не продержится.

Нэш подошел ближе, оглядывая — явно без особого восторга — ближайшие к нему вешалки с одеждой.

— Что-нибудь ищете? — спросила Сара.

Он взглянул на нее, потом опять на ряды вешалок с одеждой.

— Костюм. Я ищу пиджачную пару и рубашку в тон.

— Пиджачную пару? — переспросила она.

Сара знала, что такие костюмы они не могут себе позволить отдавать даром.

— Может, твидовую? — продолжал Нэш. — С рисунком в елочку.

Пиджачная пара с рисунком в елочку и рубашка в тон. Заказ принят.

Сара ретировалась в глубину магазина.

— Надеюсь, мы тут что-нибудь найдем, — сказала она, стараясь раздвинуть висящие плотной стеной костюмы.

Взлетело облако пыли. Она чихнула. Потом еще и еще раз.

— Будьте здоровы.

— Извините.

— Будьте здоровы.

Нос у нее все еще чесался, но Сара продолжила поиски, стараясь более аккуратно передвигать вешалки на штанге. Все, что попадалось под руку, казалось ей неприглядным. Мириам на днях говорила, что пора избавиться от неходовой одежды, занимающей слишком много места на вешалках, и она была права. Надо всерьез заняться разборкой.

— Извините. Мне кажется, у нас…

— Вот.

Оказывается, Нэш уже успел вновь напялить свою бейсбольную шапочку. Он пробрался к ней и, вытянув руку, снял с общей вешалки коричневую пиджачную пару с “искрой” из толстой белой нитки.