Изменить размер шрифта - +
У тебя наступил замечательный отпуск, и он завершил все, к чему ты привык: яркая жизнь, которая была у тебя в молодости; сочинение художественной литературы, в которой ты изливал на людей свое презрение; неконтролируемая зацикленность на женщинах и разврате. Это просто один длинный отпуск. Ты постоянно устраиваешь спектакль из этого пустого замечательного отпуска и теперь можешь выставлять напоказ все, что годами держал в душе. «Люди? Это не важно. Ха-ха-ха!» – и капаешь слюной. Пропускаешь через себя понятия, которыми дорожат другие, и все превращаешь в бессмыслицу. «Воля? Стремления? Ха-ха-ха!» Ты присвоил себе право на опустошение души и отдаешь приказы другим людям, чтобы они защищали это право. Да? Так что же плохого ты видишь во мне? Что ненавидишь? Давай выкладывай! Говори! Говори! Не надо было подбирать в больничном саду гаечный ключ? Но ведь это ты подбросил его, узнав, что именно там мы с Юко должны встретиться? Так или нет? Признайся! Скажи мне, в чем я провинился?!

В следующее мгновение полуголые рабочие в карьере бросились врассыпную, уворачиваясь от камнепада. Скатываясь по скалам, камни подняли тучи пыли, обнажили новые слои породы, засверкавшей в солнечных лучах, и помчались дальше, пока не замерли неуклюже в зарослях высокого летнего разнотравья. Мускулистые, мокрые от пота спины рабочих припорошила белая каменная пыль.

Иппэй не отводил глаз от камнепада, и лицо его выражало неописуемый восторг. Его взгляд сиял, нос, казалось, уловил бодрящий запах смерти, которым веяло от маленького природного катаклизма, на загорелых щеках появился легкий румянец. В этот миг фирменная белозубая улыбка Иппэя даже показалась Кодзи красивой.

Словно подстегивая себя, Кодзи продолжал говорить. Когда он делал паузу, молчание псевдособеседника сбивало с толку; Кодзи представлялось, что Иппэй, не понимая не единого слова, заставляет его заглядывать в жуткую бездну внутри.

– По правде говоря, я еще вот что подумал. Благодаря тому, что я врезал тебе ключом по голове, твои мысли обрели целостность и ты нашел предлог для существования. Что такое жизнь? В твоем случае это потеря речи. Что такое мир? Потеря речи. Что такое история? Потеря речи. А искусство? Любовь? Политика? Все и вся – это потеря речи. И все это связано между собой. То, о чем ты постоянно размышлял, здесь полностью сбылось… Но так я думал, пока мне казалось, что у тебя сохранился интеллект, что только он устоял перед разрушением, что он как часы, которые потеряли циферблат и все равно продолжают идти – тик-так, тик-так, показывают точное время. А вот теперь я понимаю, что у тебя внутри нет ничего. Я это почувствовал. Так бывает с людьми, которые долго не могли оплакать своего погибшего короля, потому что его смерть держалась в строжайшем секрете… Дом Кусакадо вращается вокруг пустой пещеры, которая внутри тебя. Вообрази дом, где посреди гостиной зияет глубокий пустой колодец. Пустая дыра. Она такая огромная, что может поглотить весь мир. И ты ее стережешь. Но если бы только это. Ты расставил нас с Юко вокруг этой дыры так, чтобы тебе было удобно, и решил создать себе совершенно новую семью, такую, какая никому другому и в голову бы не пришла. Великолепную, идеальную семью с пустым колодцем в центре. Ты приблизился к достижению цели, когда перенес свою спальню ко мне за перегородку. Три пустых ямы, три пустых колодца закончены, а с ними и дружная, счастливая семья, на зависть другим. Даже я попался на эту удочку. Мне почти захотелось протянуть тебе руку помощи. Ведь это так просто. Мы с Юко отбросили бы все тревоги, забыли о страданиях, вырыли бы внутри себя такую же огромную яму, как твоя, и прямо у тебя на глазах, ни о чем не думая, резвились бы, как пара зверей. Извивались прямо перед тобой, стонали от удовольствия и, наконец, похрапывая, засыпали бы… Но я не смог себя заставить. И Юко тоже не смогла. Понимаешь? Мы этого просто не можем, потому что боимся превратиться в сытых зверей и поступать так, как хочется тебе.

Быстрый переход