Кодзи все больше распалялся; его выводил из себя этот монолог, который Иппэю все равно не понять. Пытаясь заставить Иппэя уловить смысл своих вопросов, Кодзи, как уже случалось, стал жертвой собственного раздражения; голос его дрогнул, ослаб и зазвучал едва ли не умоляюще:

– Ну чего ты хочешь? А? Что тебе надо на самом деле?

Иппэй долго молчал. Тем временем небо на западе над гаванью окрасилось сиянием заходящего солнца, и от гальки на дороге протянулись длинные хвосты теней. В глазах Иппэя ярко, как серебряная фольга, блеснули слезы – Кодзи увидел их впервые.

– Дом… хочу домой.

Эта почти детская мольба была как предательство и привела Кодзи в ярость.

– Ложь! Скажи мне правду! Пока не скажешь, мы никуда не пойдем!

Иппэй опять надолго замолчал. Он все так же сидел боком на перилах моста и пристально смотрел в сияющее на западе небо. Глаза Иппэя – обычно темные и тревожные, когда он пытался выразить обуревавшее его чувство, подвижнее, чем в прошлом, хотя и не такие живые, как у здоровых людей, – сейчас были совершенно спокойны, обращены на закат, и в черных зрачках бесстрастно пылало западное небо. Сгустившиеся облака по краям окрасились в желтый и малиновый, и по небу разлилось золотое пламя. Из-за солнца, которое еще не опустилось за горы, мыс на противоположной стороне залива переливался неестественно яркой зеленью; расстояние словно исказилось – черные контуры мачт, ледодробилки и других портовых сооружений лишь немного выступали на фоне выстроившихся в ряд домов и, казалось, почти вплотную прижимались к мысу. Багровые отблески заката простирались неожиданно далеко, точно разбрызганные по небу капли чернил, и облака над головой тоже были слегка подсвечены красным. Лучи пылающего и в то же время удивительно спокойного закатного солнца сходились в одной точке – в неподвижных зрачках Иппэя. Эта мимолетная меланхолическая картина не только отражалась в его глазах, но и, пронизывая зрачки, будто бы проникала внутрь его пустоты и заполняла там каждый уголок.

Переложив трость в правую руку, Иппэй указательным пальцем свободной левой руки начертил в воздухе что-то вроде иероглифов. Но эти росчерки были слишком беспорядочными, и Кодзи, как ни старался, разобрать эти невидимые знаки не сумел.

– Попробуй словами, – произнес он с заботливостью врача, разговаривающего с пациентом.

Сухим скрипучим голосом Иппэй сосредоточенно выдавил сквозь зубы:

– Умереть… хочу умереть.

Он всегда произносил одно и то же слово дважды, боясь, что его неправильно поймут.

* * *

По дороге домой они увидели, как к ним по тропинке между зелеными рисовыми полями идет Юко. Обеспокоенная, что Кодзи с Иппэем долго не возвращаются, она немного проводила жену начальника почты и отправилась им навстречу. Солнце, почти скрывшееся за горами, светило ей в спину, Юко медленно приближалась, и тень от ее фигуры вскоре достигла ног мужчин. Чем ближе она подходила, тем привлекательней яркая помада делала ее лицо, бледность которого подчеркивала темно-синяя юката.