Мне не к кому обратиться.

У меня никогда никого не было, но сейчас по мне особенно сильно бьёт то, насколько я одинока.

– Я в порядке, – отзываюсь я. – Что такое?

Сми ушла несколько часов назад. Баш успел принять душ, волосы у него мокрые и зализанные назад, выбиваются только несколько прядей надо лбом. Он голый по пояс – потому что он всегда так ходит. Иногда я ловила себя на том, что беззастенчиво пялюсь на его пресс и татуировки, вьющиеся по торсу.

Может, я и любила Вейна все эти годы, но с близнецами я всегда чувствовала себя в безопасности.

Нет, не так. Сомневаюсь, что в Неверленде вообще возможна безопасность как таковая.

Но с близнецами я чувствовала себя менее одинокой.

Теперь я едва могу смотреть Башу в глаза.

– Мы устраиваем для тебя прощальную вечеринку, – говорит он. – Я приготовлю тебе какую-нибудь праздничную еду. На твой выбор. Что ты хочешь?

Мне надо уходить. Я делаю новый глоток из бутылки.

– Я могу испечь лавандовое печенье с лимоном, как ты любишь. – Наклонив голову, Баш всматривается в моё лицо. – Или тарты с жимолостью.

Скривившись, я отпиваю ещё вина.

– Черри?

– Тарты с жимолостью. – Меня колотит дрожь и сильно тошнит.

Баш проходит в комнату.

– Ты точно в порядке?

– Конечно.

– Знаешь, может, это и к лучшему, что ты возвращаешься на территорию Крюка.

Я фыркаю:

– Ты что, шутишь?

Баш снова склоняет голову набок.

– Черри, послушай…

– Брату я была не нужна с самого начала. Ты знаешь, что, когда он покинул Англию, я пробралась на его корабль только потому, что мысль остаться с отцом была ещё более невыносима? Наш отец бил Джеза при каждом удобном случае, а иногда со злости поколачивал и меня. Но и Джез никогда не хотел видеть меня рядом. Когда вы захватили в плен Сми, он пришёл и убедил меня, что это «хороший тон – идти на жертвы ради семьи». Он сказал, что я окажусь на месте Сми только на время. Максимум на несколько недель. А потом, когда недели потянулись одна за другой, я поняла, что он не вернётся за мной, поэтому решила извлечь из этого максимум пользы. И посмотри, чем всё закончилось.

Из носа течёт, я утираю сопли тыльной стороной ладони.

– Я стала считать это место своим домом, потому что у меня не было никаких других вариантов.

Глаза жжёт от подступающих слёз. Я не хотела во всём этом признаваться. Иногда язык у меня срабатывает раньше мозга.

Но разве они не понимают, что не оставили мне выбора? Из-за Уинни всё изменилось. Сейчас они хотят от меня избавиться исключительно из-за неё.

Я всхлипываю, и по лицу катятся слёзы.

Баш со вздохом садится на кровать рядом со мной. Наши колени соприкасаются, и я вспоминаю, каково это было в ту первую ночь, когда я решила: «да нахер всё» – и, напившись вина фейри, обжималась с Башем до рассвета.

Он не трахнул меня, хотя мог.

Я бы позволила ему.

Были ночи, когда он спускался ко мне в комнату, забирался в мою постель и создавал иллюзию, напоминавшую яблоневые сады недалеко от того места, где я выросла. Каждая новая магическая иллюзия, сотворённая им, становилась всё более точной, пока наконец я не начинала рыдать от её правдоподобия, а Баш притягивал меня к себе, запускал пальцы в мои волосы и просто позволял мне плакать у него на плече.

Может быть, Кас и добрый парень, но именно Баш старался изо всех сил, чтобы мне стало лучше.

Я плачу всё сильнее, но, втянув воздух заложенным носом, внезапно улавливаю слабый запах яблок.

Подняв голову, я вижу, что на стену падает тень от яблони, а с потолка слетают ярко-розовые лепестки.