Делаешь?
– Вы поверите… если я… скажу… что соскучился?
Я награждаю его мощным пинком в пах.
Подавившись воздухом, он сворачивается в позу эмбриона и смеётся, задыхается, кашляет и смеётся.
– Ладно, – хрипит он спустя несколько долгих минут. – Больше некуда… было… пойти.
– У тебя наверняка есть корабль…
– Питер Пэн и его Дарлинг… только что перебили половину королевской семьи Ремальди. – Он снова укладывается на спину и моргает, глядя на потолок, на люстру из кованого железа. – Пытались убить и меня. Но Хольт точно решит, что я ему вру.
Тут его настигает новый приступ кашля, и он теряет сознание.
– Что ты об этом думаешь? – спрашиваю я Сми.
Она снимает со взвода свои парные пистолеты и убирает в кобуры.
– Пристрели его.
Я перевожу пистолет, целясь ему в голову. Он так близко.
Целую вечность я мечтал об этой минуте.
Он паук, которого я потерял из виду, тварь, ускользнувшая сквозь щель.
Я ждал момента, когда он выскочит обратно, чтобы я мог раздавить его каблуком сапога.
Он уже практически мёртв.
Но если я прямо сейчас пущу ему пулю между глаз, он никогда не узнает, кто его победил.
Убить того, кто уже повержен? Дурные манеры как они есть.
– Джез? – зовёт Сми.
Я едва слышу её голос за громким стуком своего сердца.
Живая рука дрожит, обрубок вспыхивает фантомной болью. Я вскидываю крюк, гляжу, как он блестит на свету.
Гнев возвращается.
Гнев на то, что сделал Крокодил – что он не имел права у меня отбирать.
Я не могу убить его сейчас.
Я не позволю ему так легко отделаться.
– Подними его. – Я возвращаю пистолет на бедро.
Сми глядит на меня очень красноречиво.
– Он может нам понадобиться, – объясняю я.
– Сомневаюсь в этом.
– Я знаю, что делаю! Я не дилетант, Сми.
– Тогда перестань так себя вести, – хмурится она.
– Хорошо. Я подниму его сам.
Я подхожу к голове лежащего Крокодила и смотрю на него сверху вниз.
В груди теснится какое-то странное чувство. Такое же чувство я испытываю, когда вижу землю с носа своего корабля.
Радостное возбуждение.
Несомненно, от возможности его убить.
Я подхватываю его под руки и тащу спиной вперёд, оставляя на полу кровавый след.
Сми, следуя за мной, наблюдает, как я борюсь с его тяжестью. Все его руки, от плеча до запястья, – сплошные мышцы. Под татуировками проступает вязь синих вен.
Я представляю, как должен выглядеть его обнажëнный торс, и тут же сожалею об этой мысли.
Его обнажëнный торс с моим кинжалом под рёбрами.
Так-то лучше.
Я тащу его в свободную комнату в конце коридора и пинком открываю дверь. Обстановка скромная: задвинутая в угол узкая кровать, письменный стол и комод. Когда я строил этот дом, я предусмотрел несколько гостевых комнат, хотя не то чтобы планировал приглашать гостей.
В комнате пахнет затхлостью, в слабом лунном свете клубится пыль.
Сми позволяет мне ещё немного повозиться с Крокодилом, прежде чем наконец хватает его за ноги и помогает мне водрузить его на кровать. Матрас прогибается, пружины скрипят.
Крокодил в моём доме, на моей постели.
Я сглатываю подступившую к горлу желчь, и у меня начинает дёргаться глаз.
– И что теперь? – спрашивает Сми.
– Не знаю, – признаюсь я.
– Мы серьёзно собираемся с ним возиться?
Зачем он пришёл сюда?
Почему именно ко мне? Это опять какая-то игра? Прийти ко мне на порог, притворившись раненым, чтобы потом ускользнуть в тень и устроить мне засаду, когда я меньше всего этого ожидаю?
Крокодил безжалостен, но он не стесняется прямо проявлять жестокость. |