Все это слухи и вторичные данные. И тебе ни в коем случае нельзя об этом писать.
– Даю слово, – сказал Томми.
– Твое слово стоит немного после того трюка в тренажерке в Сарае.
– Ясно, значит, ты об этом знаешь.
– Все об этом знают. Но потом ты помог расследованию, так что, думаю, баланс восстановлен.
Так Томми впервые услышал, как Хенри ясно сказал, что сведения о методах Икса, которые Томми передал в полицию, представляют ценность.
– Этот Сванте, – начал Хенри. – То, что он был страшным человеком, это еще слабо сказано. Он был по-настоящему жесток и к тому же какой-то сатанист.
– В смысле… поклонялся дьяволу?
– У него была какая-то идея о мраке. Что это не только отсутствие света, а есть, как бы это сказать, абсолютный мрак, который в то же время есть Бог. Можно добраться до этого мрака, получить над ним контроль, и тогда… что-то произойдет.
– Что?
– Об этом история умалчивает. Но, очевидно, ему удалось убедить в этом пару коллег, и это коллеги тех коллег, с которыми я говорил.
– Все это звучит скорее безумно, чем ужасно. И я знаю, что есть полицейские, которые относятся к насилию как к какому-то абсолюту. Который им, конечно, надо победить.
– Ты закончил? – спросил Хенри и подставил руку под подбородок. – Твои познания в полицейской психологии впечатляют, и я бы мог просидеть здесь целый день и слушать тебя, но, может, будет лучше, если я расскажу?
– Сорри. Продолжай.
– У него был кемпер. Серебристое «яйцо», знаешь, небольшие такие. И в этом кемпере у него был… ребенок. Маленький мальчик. – Хенри вздохнул, провел рукой по волосам и, словно подтяжка лица вдруг обвисла, стал выглядеть на свой возраст или даже старше.
– Чего он только не делал с этим мальчиком… – продолжил Хенри. – Насколько я понимаю, он делал все, что только можно себе представить, разве что не убил его. Насиловал, бил, резал, прижигал кожу. Ломал пальцы и кости, выбивал зубы, засовывал иглы в уши. И это продолжалось годами. В кемпере. Теперь ты, возможно, понимаешь, почему я сказал, что мне жаль, что нельзя вытянуть из Сванте больше галстуков?
Томми собирался заказать на завтрак сэндвич с сыром, но, когда официантка подошла к их столу, довольствовался чашкой черного кофе, хотя не был уверен, что напиток полезет в горло. Если он правильно понимал, Хенри рассказывал историю детства Икса. Но оставался один вопрос. Основополагающий, вечный.
– Зачем? – спросил Томми. – Зачем он все это делал?
– Чтобы добраться до мрака, – ответил Хенри. – Не знаю, где он нашел мальчика, но, видимо, думал, что это особенный ребенок, который носит мрак в себе. Нужно просто заставить его выйти. Систематическими пытками. – Хенри провел рукой по глазам и повторил: – Годами.
– И у него получилось?
Хенри с отвращением посмотрел на Томми, словно тот неуместно пошутил, затем повторил свой жест «я так устал, что мне на все плевать» и сказал:
– Он переезжал с места на место со своим кемпером. И иногда… похоже, поблизости от него что-то происходило.
– Что?
– Что-то, связанное с неким полем. Так сказал мой источник. Идиоты об этом ничего не слышали.
Томми принесли кофе, и он посмотрел на блестящую черную поверхность, словно это был проход в тот мрак и затем дальше на поле, которое он видел в Брункебергском туннеле. Он не мог сказать, что понял, но кое-что после рассказа Хенри прояснилось.
Учитывая, на что способен Икс, вполне возможно, что Сванте Форсберг был прав. |