«Если кто-то кое-где у нас порой…»

Серый выпрямился, полез за сигаретами, вспомнил, что они кончились вчера вместе с деньгами, и с тоской сплюнул в траву.

— Пошли.

Они проследили провод до ивы, обошли её и двинулись дальше. Трава, мох, нижние ветки кустов по сторонам от провода были смяты, ободраны, кора на деревьях содрана до нежно-зелёного луба. Серый просёк, что провод тащили. Значит, за ним есть след. И по этому следу хозяева катушки могут проследить, кто уволок их ценное цветметаллическое имущество. И по-хорошему надо было бы отломить от этого бесконечного серого червя какой-нибудь адекватный, реальный, как сейчас говорят, кусок метров в сорок — и сваливать. Но любопытство и отсутствие сигарет взяли верх, и они решили идти до конца.

Конец, впрочем, обнаружился быстро — провод пролёг через заросли ломкого малинника, похожего на вставшие дыбом гигантские макароны, и упёрся в спину мужика.

Мужик лежал лицом вниз, подобрав под себя руки. Серый сразу понял, что он волок провод, перекинув его через плечо, как бурлак. Или как Дед Мороз. Только бородатый зимний старик таким манером носил мешок с подарками, а мужик — один большой и длинный подарок себе, любимому. Нёс-нёс, тащил-тащил да и устал. И вот прилёг отдохнуть.

— Э, мужик, — негромко окликнул проводоносца Малой. — Э, слышь?

Серый обошёл тело — то, что мужик не совсем живой, ему стало понятно как-то сразу — присел, поглядел на серый, заросший ежиной подбородок, свороченный набок. На подбородке застыла жёлтая слизь. Трава чуть ближе к груди побурела от крови, тоже уже запёкшейся.

Рукава старой ветровки закрывали руки, виден был только один палец, большой, с темно-синим татуированным перстаком.

— Зонщик, — сказал Серый и посмотрел на Малого, топчущегося в стороне с круглыми глазами. — Кровь горлом пошла. И все — лапти в угол. Тубик. Он с диспансера.

— Точняк! — глаза Малого стали ещё круглее, в них отчётливо заплескалось «очко». — Линяем! Линяем, слышь!

— А провод? — Серый выпрямился, посмотрел в сторону кустов, из которых выползала, мертвенно-поблёскивающая в лучах утреннего солнца, алюминиевая глиста. — Мне деньги нужны.

Малой его не слышал и не слушал. Малой «присел на коня». Найденный на конце двухсотметрового алюминиевого червя жмур произвёл на него примерно тот же эффект, что и резкий звук в подвале после хорошего косяка, когда пробивает на шугняк.

Пухлое лицо Малого побелело так, что стало не видно веснушек, глаза постоянно двигались, не в состоянии зафиксироваться на каком-то предмете; он зачем-то постоянно приседал, выпрямлялся, снова приседал и ходил туда-сюда.

— Не мельтеши, — голосом героя фильма из видеосалона сказал Серый, соображая, как отделить от провода нужный кусок. — Голова начинает кружиться.

— Нас накроют тут, — Малой пробежался по полянке, ударяя себя кулаком в ладонь. — И кабзда! Завалят, и вона, в овраге закопают. Серый, давай слиняем, а? Ну давай…

Серый услышал в его голосе знакомые ноющие интонации и вздохнул.

— Уходи. Но на Ёрики копать больше не приходи.

— Почему? — оторопел Малой.

— Потому что ты конила и чмо будешь, если уйдёшь. Потому что вдвоём мы унесём в два раза больше провода, чем я один. Врубился?

— Ну, — убитым голосом отозвался Малой.

— Гну. Антилопа. Ищи кирпич. Два.

— Зачем?

— За мясом.