— Нет, она человек.

От этой новости Эш ахнул.

— Зачем?

— Зачем что?

— Зачем Малачаю скрещиваться с человеком?

Ник пожал плечами.

— Уверен, что он не специально. Он точно обо мне много не думал. Я всего лишь его потомок, причина разочарований.

Эш продолжил мерить комнату шагами, нахмурившись еще сильнее.

— В твое реальности ты рос один? Сирота?

— Нет, я живу со своей матерью.

— Которая ненавидит тебя.

Ник усмехнулся на это предположение. Которое на самом деле не было таким уж надуманным. Мать должна ненавидеть Малачая. Но его выводило из себя, что кто-то мог плохо подумать о его святой матери.

— Вряд ли. Я все, что у нее есть, и она любит меня больше всего на свете.

Ашерон покачал головой.

— Ты полная ошибка природы.

— Попрошу, милашка! Ты когда в зеркало смотрел? Вряд ли бы ты выиграл награду по нормальности. Ты скорее выглядишь, будто тебя протащили через ряды уродов и поставили во вторую линию.

Ашерон скептически приподнял бровь.

— Ты только что назвал меня маленькой девочкой?

— Это все, что ты понял из сказанного?

— Нет, я услышал каждое слово, но меня поразило, что ты посмел меня так оскорбить.

— Ага, но как ты уже заметил, страх мне вовсе не друг. Я не приглашаю его в дом, не делю с ним обед, так что он оставил меня.

Эш потер бровь.

— И все же ты на половину человек…

— И что это значит?

— Ты не должен был выжить с кровью Малачая. Люди слабы. Я никогда не слышал, чтобы Малачай раньше прикасался хоть к одному.

— Если бы ты встретил мою маму, ты бы понял. Она красивая и добрая. Ангел в теле человека. Такой как она нет.

— Она должна быть особенной, чтобы любить дитя, зачатого, так как был зачат ты.

Это ранило бы сильнее, не будь оно правдой. Это вина тяжестью лежала на сердце Ника.

— Она мне никогда этого не говорила. Я знал, что она не любила моего отца, но я думал, это потому, что он был преступником. Она никогда не давала понять, что я чем-то отличаюсь от желанного ребенка родителей, которые встречались друг с другом, — нахлынули слезы, он вернулся к тому времени, когда мать пожертвовала своей жизнью и достоинством, чтобы дать ему хоть что-то, и чтобы он не знал, какие они бедные.

Она всегда обнимала его так, будто он самое ценное в мире.

— Ты и правда любишь свою мать, — выдохнул недоверчиво Ашерон.

— Я тебе говорил.

Эш продолжал смотреть на него так, будто он пах, как Марк в своем «особенном» маскировочном костюме.

— Малачай, способный любить…

— Ну, никто не совершенен.

Ашерон засмеялся.

— Ты себе и не представляешь.

— На самом деле, представляю.

Атлант замолчал и продолжил ходить. Чувствуя себя неловко из-за того, что Ашерон углубился в свои мысли, Ник боролся со здравым умом, желая перебить его. Он правда хотел сделать это, но что-то в воздухе вокруг Эша говорило, что ему нужно несколько минут, чтобы справиться со всем. И это Ник понимал, как никто другой. В его жизни ничего не было простым, не говоря уж нормальным. Часто ему самому было тяжело осознать реальность.

Наконец, Ашерон снова заговорил.

— Зачем ты спас Сими после того, что я сделал с тобой?

— Так было правильно. Она никогда не причиняла мне боль. Не ее вина, что ее дед придурок.

— А мой Аамон? Ты сдерживал его, но не дрался с ним.