Через час Ильза поднялась.

Она достала из ящика письменного стола коричневую оберточную бумагу, завернула в нее морскую свинку, взяла красный каран­даш и написала большими буквами: «Анжелика». Потом сунула мне сверток в руки и тихо сказала:

– Отнеси ее вниз на помойку.

– Мы можем похоронить ее у дедушки в саду, – предложила я.

Ильза покачала головой.

– Неси на помойку.

Я взяла сверток и спустилась с ним в под­вал. Там я бросила Анжелику в бак для му­сора.

Вечером Курт пришел в нашу комнату. Вы­ражение лица у него было довольно беспо­мощное. Он спросил, нельзя ли ему купить Ильзе другую морскую свинку.

Ильза тупо поглядела на него и сказала:

– А ты купи своим собственным детям!

Лицо у Курта стало еще беспомощнее. Он два раза открыл рот и снова закрыл его. Хотел что-то сказать, но потом махнул рукой и вышел из комнаты.

Я сказала Ильзе, что она все же неспра­ведлива к Курту. Ведь Курт-то меньше всех виноват. Она набросилась на меня:

– Может, тебе его жалко? Может, ты его любишь?

– Он ничего мне не сделал, – сказала я. Я не хотела спорить с Ильзой. – Да и тебе тоже. Он мне не мешает.

Мне хотелось все-таки как-нибудь защи­тить Курта.

– Зато его дети мне очень мешают, это уж точно! – крикнула Ильза.

Я сказала, что это ведь дети не только Курта, но и нашей мамы, а значит, наши брат и сестра. Но Ильза возразила:

– Нет, мне они уж никак не брат и сест­ра! Так же, как папины дети! Или, может, и макаки – твои брат и сестра?

Под макаками она подразумевала новых детей папы. Я покачала головой. Макак я то­же терпеть не могла.

– Ну вот, – торжествующе сказала Ильза.

– Но ведь Оливер иногда такой милый, – сказала я.

– Ну и что? Мне-то какое до этого дело?

– Никакого. Конечно, никакого.

Я не хотела с ней спорить. И еще мне бы­ло ее жалко. Когда у человека убьют его любимую морскую свинку, слишком уж много от него требовать – чтобы он на­ходил убийцу или его родственников ми­лыми.

Но хотя Ильза постоянно твердила, что она терпеть не может Татьяну и Оливера, я ей не так-то уж верила: Оливер не раз показы­вал мне жвачки и леденцы, подаренные Ильзой. А один раз показал даже маленькую гоночную машинку. И с прогулками было то же самое.

Раз в неделю Ильза должна была гулять с Оливером и Татьяной. Ильза, правда, всег­да проклинала эти прогулки и говорила, что уж лучше бы ей выводить на прогулку семь такс, чем этих двоих животных, но я несколь­ко раз видела их втроем в парке – Ильза сидела в песочнице, играла там с ними и что-то говорила с улыбкой. Правда, стоило ей заметить меня, как она тут же вскакивала и кричала:

– Ну все! Хватит с меня этих отравных гномов! Отведи-ка ты их домой!

Месяца два тому назад Ильза начала мне рассказывать, что она теперь снова встреча­ется с Амрай. Три-четыре раза в неделю она говорила со мной про эту Амрай. Как она рада, что снова подружилась с Амрай, потому что Амрай гораздо умнее, веселее, взрослее, чем все эти дурехи из ее класса.

Амрай была раньше Ильзиной подругой – когда Ильза еще училась в начальной школе.

Теперь Амрай учится в школе при монас­тыре. Как-то он там называется – вроде монастырь «Сакре-кёр-де-нотр-дам-де-сион». Это такая школа, где много вышивания, шитья и много уроков закона божьего.

Ильза рассказывала, что Амрай она встре­тила случайно, на улице. Сперва они даже не знали, о чем говорить друг с другом, но потом пошли вместе в кафе, ели ванильное мороженое, и тут-то Ильза заметила, что Амрай все такая же симпатичная, как и раньше.