|
Ее ноги выглядывали из-под одеяла. На них был педикюр с желтым, как желток, лаком.
Обычно мама будит нас в воскресенье в половине девятого. Чтобы мы не слишком поздно выбрались на воскресную прогулку. – Сегодня прогулки не будет? – шепотом спросила я Оливера. Оливер покачал головой. – Все еще спят, что ли? Оливер опять покачал головой. – Почему не будет прогулки? Оливер пожал плечами. – Не знаю. Папа куда-то уехал на машине, совсем рано. Еще темно было. – А мама? – Мама очень сердитая. – Почему? На кого? Оливер опять пожал плечами. – Просто вообще, – сказал он. Я встала и пошла с Оливером на кухню. На кухне сидела мама. Она сидела за кухонным столом и читала старый номер «Бригитты». – Можно мне позавтракать? – Приготовь завтрак сама, – сказала мама, обращаясь к «Бригитте». Отказ от приготовления завтрака означает у мамы высшую степень раздражения. Раз уж мама не готовит завтрак, значит, она на пределе. Я достала кастрюлю из шкафа. – Не хлопай так дверцей! – вскинулась мама. Я вынула пакет из холодильника и налила молоко в кастрюлю. Две капли попали на стол. Мама подняла глаза от «Бригитты». – Почему ты всегда все проливаешь? Я взяла полотенце и вытерла стол. – Ты что, с ума сошла? Это же посудное полотенце! – Ты будешь какао? – спросила я Оливера. – Я завтракал, – сказал Оливер. – Мама уже готовила мне завтрак. Мне и Татьяне. – А как ты считаешь! Они еще слишком малы, чтобы готовить себе завтрак! – резко сказала мама, обращаясь ко мне. Но ведь я ничего и не говорила. Потом мама встала, захлопнула «Бригитту» и намазала мне два бутерброда с маслом и мармеладом. Так много масла, просто есть противно. Но я ничего не сказала. – Я хочу в лес! – крикнул Оливер. – В лес, в лес, в лес! – Попридержи язык, – сказала мама. В кухню вошла Татьяна. Она была в ночной рубашке. На животе у нее красовалось огромное пятно от какао. – Какао бухнулось в постель! – сообщила она. – Плавает в постели! – Вы мне просто на нервы действуете! – крикнула, мама. И выбежала из кухни, громко хлопнув дверью. Я осталась на кухне. Я слышала, как мама в передней хлопает дверцами шкафа и бормочет что-то себе под нос. Наверно, она искала чистую простыню для Татьяны. Я хотела заглянуть в «Бригитту», но Оливер и Татьяна не оставляли меня в покое. Татьяна хотела строить, а Оливер боксировать. Тогда я тоже сказала: – Вы мне просто на нервы действуете! – и, выбежав из кухни, хлопнула дверью. После обеда вернулся Курт. Он принес маме букет цветов, и мама была растрогана. Потом Курт попробовал поговорить с Ильзой. Пусть она все-таки скажет, где она была. Она ведь среди людей живет, не среди зверей каких-нибудь. Он, например, многое может понять. – Аминь! – ответила Ильза. Татьяне понравилось это слово. Она бегала вокруг Курта и все повторяла: – Аминь, аминь, аминь, аминь! Мама вообще не разговаривала с Ильзой. Зато мне она сообщила, что теперь у нас все пойдет по-другому. Раз не выходит по-хорошему, надо принять другие меры. Она повысила голос: – Теперь Ильза никуда не будет ходить по вечерам! А после школы ей придется тут же возвращаться домой! Еще мама сказала, что Ильза не получит больше денег на карманные расходы. И никаких новых платьев. Ильза лежала в нашей комнате на постели и читала газету. |
