Помолчал и добавил, сделав мудрое лицо:

— Не нами заведено, не нам и...

— Что тут лукавить?! — прервал Бубенцов. — Я желал смерти Дживы. И даже, кажется, обмолвился неосторожно... Моя вина!

— Зря вы от успокоительного укола отказались, — строго сказал Шлягер. — Девочек только расстроили. Да вы не убивайтесь. Что нам Джива? На что нам эти люди? Заваль! Впрочем, если вы и желали в душе смерти кое-кого, то глупо вам мучиться совестью, как твари дрожащей. Право имеете!

Адольф зло рассмеялся.

— Почему это я право имею?

— Потому что некоторые из людей стоят выше закона и вне морали.

— Цари, что ли? Деспоты? Императоры?

— Совершенно верно, достопочтенный Ерофей Тимофеевич! — по-прежнему криво ухмыляясь, произнёс Адольф Шлягер. — Именно цари! Императоры. Да ещё, кажется, младенцы да умалишённые...

Глава 4

Вечный вопрос

1

Звон колокольный слышался окрест на всех аллеях и просеках парка в Сокольниках. Нищие не отходили от ограды церкви, хотя утренняя служба уже закончилась. Бедняки рассчитывали на знатную поживу. Намечалось нечто особенное, выходящее за пределы обычного расписания богослужений. Мимо нищей толпы в церковную калитку то и дело проносили венки с восковыми цветами, траурными лентами. То ли двадцать семь, то ли двадцать восемь насчитали уже этих венков, а потом сбились, заспорили, перестали считать.

«Рудольф», — успел прочесть кто-то на ленте.

И пробежало между живых, перепрыгивая с уст на уста, мёртвое имя.

Некоторые из нищих старшего поколения ещё помнили рассказы своих предшественников об отпевании местного вора в законе, которое происходило здесь лет двадцать назад. Седовласый, крепкий старик с красной, загоревшей рожей, похожий на боцмана, сидя у церковной калитки на деревянном ящике, теперь пересказывал эту давнюю историю, снабжая и украшая её некоторыми новыми подробностями. Полтора десятка бродяг толпились вокруг боцмана, внимательно слушая. Лёгкий ветерок налетал, шевелил длинные волосы сказителя. Несмотря на хрипоту, в интонациях голоса рассказчика появилась уже та плавность, певучесть, и та складность, что свойственна былинам, легендам и прочим народным сказам. Слушали с большим интересом, но время от времени кто-нибудь из слушателей всё же качал головой, перебивал речь недоверчивыми восклицаниями.

Показались горящие фары чёрного катафалка. Именно его-то все и ожидали, на него устремились взоры. Затих седой сказитель, далеко отставив в сторону свой костыль. Остановилась мысль, прекратилось течение речи его.

Медленно, плавно, как маршальский лимузин на военном параде, катафалк въехал в ограду, остановился у высоких ступеней напротив дверей храма. Тотчас вынырнули как будто из-под земли одинаковые люди в серых сюртуках, с чёрными повязками на рукавах, алыми гвоздиками в петлицах. Волосы всех четверых стрижены в скобку, расчёсаны под старину, на прямой пробор. Застыли у задней дверцы лимузина в почётном карауле. Склонили головы, скорбя лицами, выражая некую общую вину живущих пред мёртвыми.

Поднялась задняя дверь, хитроумные немецкие механизмы беззвучно выпихнули дорогой гроб. Взявшись за литые бронзовые ручки, молодцы надулись, приосанились, понесли гроб внутрь храма. Случайный луч солнца пробился сквозь листву, позолотил латунный крест на лакированной крышке.

Взойдя на высокое крыльцо, несущие гроб приостановились. Двое других молодцов, пониже ростом и не таких осанистых, уже ожидали. Судя по намасленным волосам и прямым проборам, эти двое принадлежали к той же похоронной фирме.