— Пускай она шубу вернёт! — крикнула Настя. — Белая шуба была, песцовая. Я сама видела на ней. И шапочку меховую, боярскую. Ей и не идёт, толстозадой!

— Вот хрен тебе, а не шуба! — обозлился Бубенцов.

Но, обернувшись к Шлягеру, снизил тон, попросил:

— Мебель хотя бы оставьте. В старой-то квартире. Холодильник хотя бы. Стиральную машину. Мы же всю прежнюю обстановку на помойку выкинули. Как богатство-то попёрло. Сгоряча-то.

Шлягер взглянул на Бубенцова и тотчас отвёл глаза. Что-то хотел сказать, но поперхнулся. Долго прокашливался, клонясь вперёд, прикрывая рот платком. Когда распрямился, было видно, что тень смущения и как будто даже вины пала на его небритые щёки.

— Нельзя-с, — глухо, несколько вбок произнёс он. — Мёбель казённая. Реквизит. На всей обстановке проставлены инвентарные номера. С изнанки. Казённая мёбель, никак не можно. Прейскурант.

— Я за свои деньги, между прочим, мебель приобретал. Никакая эта мебель не казённая, — возразил Бубенцов. — «Мёбель», выражаясь вашим слогом.

— Это иллюзия. Своих денег у вас не было. И быть не могло. Вы что же, серьёзно думаете, что все ваши скандалы — это высокоценный предмет актёрского искусства? Заблуждаетесь, милейший! Ваши выходки никакой цены не имели и не имеют. И не могли иметь! Заурядный перфоман-с.

— Вы хотите сказать, что меня разыгрывали? Что все эти заказчики, наш офис, корпоративы, вечеринки с моими скандалами, с битьём зеркал и посуды — всего лишь чьи-то режиссёрские постановки?

— А как же? Вас использовали для дела. Так что звёздные гонорары, которые вы якобы получали, всего лишь единички с колёсиками на ваших счетах. За ними пустота.

— Дали подержать, так? Птицу счастья?

— Абсолютно верно.

— Ясно. Холодильник всё-таки оставьте. Я же свой старый ЗИЛ выкинул. Как жить без холодильника?

И опять закашлялся Шлягер, долго сморкался, вытирал чёрные свои губы клетчатым платком.

— Хорошо. Холодильник ваш. Так и быть. Спишем. Дрянь китайская, скоро навернётся. А то, что сталинский ЗИЛ выкинули, так это ваша собственная дурь. Вечная вещь была! Далее. Вот эту бумагу подпишите. О том, что деньги с ваших счетов переводятся на счета федеральной резервной системы.

— Ну хоть ЖКХ оплатить! — взмолился Бубенцов. — У меня же больше года там не плочено! С мая месяца! Ну, Адольф!

— Кто мешал? — холодно и зло спросил Шлягер. — Надо было вовремя. Когда деньги формально принадлежали вам. Теперь уж поздно. Счета заморожены.

— Крохоборы.

— Скажите спасибо, что живы! — огрызнулся Шлягер. — Я и сам удивляюсь, зачем вас оставили. Ничтожный вы человек! Да и то сказать, пожировали за чужой счёт. Такую дыру выгрызли в бюджете организации. На одни рестораны сколько ушло да на чаевые.

— Я не виноват! Это цены такие! — попытался оправдаться Бубенцов. — Чашка кофе пятьсот рублей. Чай четыреста! Я это придумал?

— Да хотя бы и так, — сказал Шлягер. — А кто заставлял по пять тысяч чаевых раздавать? Кто цыган нанимал? Тщеславие тешили? Социальный лифт вознёс вас на самый верх. Вас отметили. Вам даже Пригласительный билет выдали! В самое высшее общество, в избранный круг! Обратно полетите в лестничный пролёт.

— Из князи, значит, в грязи?

— Радуйтесь ещё! Убивать вас не соблаговолили. Почему-то приказано держать в оперативном резерве. На всякий случай.

— Да что вы с ним разговариваете? — взвилась вдруг Роза Чмель, которая всё это время сидела тихо, неприметно, спрятавшись в углу за абажуром, сделанным из «Ромы».