— Замолчи, глупая девка, — сказала императрица.

Но Жемчужная наложница не хотела умолкать. Она подняла голову и села на пятки; слезы катились по ее лицу, а она кричала на надменную женщину, которая была императрицей.

— Я не умолкну, а вы можете убить меня, если хотите! Вы не имеете права лишать его трона. Он император волею Небес, а вы всего лишь орудие судьбы.

— Хватит, — сказала императрица, ее красивое лицо было суровым, словно лицо мужчины. — Ты перешла все границы. Отныне ты больше никогда не увидишь своего повелителя.

Император вскочил на ноги.

— О, Священная мать, — закричал он. — Вы не убьете эту невинную, единственное существо, которое меня любит, в котором нет лести и притворства, в котором нет коварства…

Наложница поднялась на ноги и прильнула к его руке.

— Кто будет готовить тебе ужин, как ты любишь, — рыдала она, — и кто будет согревать тебя в холодной постели…

— Его супруга прибудет сюда жить, — сказала императрица. — В тебе нет необходимости.

Она властно повернулась к Ли Ляньиню, и тот приблизился за приказанием.

Уведи Жемчужную наложницу.

— Отправь ее в самую дальнюю часть дворца. Во Дворце забытых наложниц есть две маленькие комнаты. Они будут ее тюрьмой, пока она не умрет. Пусть ей не дают одежды, пока та, что она носит, не упадет с нее лохмотьями. Пусть ее пищей будет грубый рис и капуста, как у нищих. Ее имя не должно упоминаться в моем присутствии. Когда она умрет, не сообщайте мне.

— Да, ваше высочество, — сказал евнух, но своим бледным лицом и приглушенным голосом показал, что даже он не мог одобрить жестокость этого приказа. Он взял наложницу за талию и увел ее прочь.

Император рухнул без чувств у ног своей повелительницы. Над ним встал и зарычал огромный пес, а императрица сидела недвижимо в молчании, пристально глядя в сад сквозь открытые двери.

Часть 4 Старый Будда

И снова правила императрица. Теперь, поскольку она стала старой, говорила она, и поскольку старость стирает женскую привлекательность, она убрала всякий намек на ширму и веер, скрывавшие ее от глаз мужчин. Она сидела на троне Дракона, словно была мужчиной, в полном свете факелов или солнца, облеченная великолепием и гордостью. Поскольку она выполнила то, что задумала, она могла теперь быть милосердной, и из милосердия она иногда позволяла своему племяннику выступать в роли императора. Так, когда приближался осенний праздник, она позволила ему совершить императорские жертвоприношения на алтаре Луны. На восьмой день восьмого лунного месяца, в Праздник осени она встретила его в Зале аудиенций под стражей, назначенной Жун Лу, и там, перед собравшимися принцами и министрами приняла от него девять почтительных поклонов, которые обозначали ее власть над ним. В тот день по ее разрешению и под той же охраной он совершил императорские жертвоприношения на алтаре Луны, и он поблагодарил Небеса за урожаи и за мир. Пусть он имеет дело с богами, сказала императрица, а она будет иметь дело с людьми.

У нее было много таких дел. Прежде всего она казнила шестерых китайских мятежников, чьи советы завели императора на неправильный путь. И как же она злилась и горевала, что главный мятежник из них, этот Кан Ювэй, с помощью англичан был переправлен на иностранном судне в английский порт и там жил в безопасности. Не оставила она свободы и некоторым членам своего семейного клана, которые помогали императору. Когда императрица расправилась с теми, с кем следовало, она принялась за другое дело, во имя блага всего народа. Она знала, что народ разделен, что некоторые приняли сторону императора и говорили, что стране следует приспосабливаться к новым временам и иметь корабли и пушки, и железные дороги, и учиться даже у своих врагов, европейцев, в то время как другие объявляли себя сторонниками мудрого Конфуция и всех старинных обычаев и страстно хотели освободиться от новых взглядов и вернуться к старым порядкам.