Он сильно пришпорил коня и, держа пистолет, понесся на врага. За ним последовала его кавалерия, разворачиваясь, как крылья хищной птицы.

Оглторп едва не расхохотался, увидев реакцию противника. Он был готов к достойному отпору, но противник как-то явно стушевался. Неужели они действительно думали, что он будет вести с ними переговоры? Возможно. Пешие, потоптавшись на месте, стали разворачиваться в боевую позицию.

Прогремел первый залп, стреляли из обычных ружей, в воздух выплеснулись свинцовые пули и серые облачка дыма. Большая часть пуль попала в стволы деревьев у них за спиной, и лишь один из его воинов вскрикнул от боли. Если кто-то погиб, то молча.

Он уже видел лица врагов – у кого испуганные, у кого полные решимости, у некоторых смешались оба этих чувства. Наконец зашевелилась и кавалерия противника. Он навел свой пистолет прямо на их командира.

Не успел маркграф нажать на курок, как ямакро и следопыты поднялись из травы и открыли стрельбу. Они пошли на врага, окружая его с обоих флангов. Поле неожиданно превратилось в узкий проулок, упиравшийся в лес, с боков зажатый стенами из огня и дыма. Люди кричали и падали, линия пехоты дрогнула и смешалась.

У него больше не было времени наблюдать картину боя. Его пистолет Фаренгейта с резким хлопком выплюнул сгусток раскаленного серебра в первый ряд кавалерии. Ответный огненный плевок крафтпистоля противника пролетел, едва не опалив ему волосы. Он поблагодарил Всевышнего за такую милость, выхватил палаш и выбил из седла первого подлетевшего к нему "красного мундира".

В ходе первой атаки им удалось уничтожить кавалерию претендента, она исчезла, словно ее сдуло волшебным ветром. Первая шеренга пехоты старалась сомкнуть штыки, и в этот момент он врезался в нее, рассыпая удары направо и налево; его палаш уже по самую рукоятку был в крови. Оглторп заметил, что противник стал отступать к лесу, отчаянно целясь в его воинов, которых надежно скрывали дым и высокая трава. А солдаты претендента падали, и падали, и падали.

Уже не было слышно свиста пуль, в ход пошли штыки, палаши и кинжалы. Его взгляд случайно наткнулся на Уноку, тот орудовал сразу двумя томагавками. Негр не робел в бою.

Но когда в дело вступили taloi, все изменилось. Тугие струи огня ударили по лошадям колонистов, в воздухе запахло горелой шерстью и мясом. Оглторпу опалило брови, и он вдруг понял, чего он не учел.

Макмин располагал артиллерией. И этой артиллерией были taloi.

– Дьявольское оружие! – завопил он, разворачивая коня. – Черт возьми, дьявольское оружие к бою!

Он увидел Джонса, тот, вытаращив глаза, неловко крутил в руках странное устройство. В следующее мгновение его лицо исчезло, снесенное раскаленной струей крафтпистоля. Ругаясь на чем свет стоит, маркграф направил в сторону погибшего адъютанта коня, смяв на ходу вражеского пехотинца. Если он не доберется до этого чертова оружия, то им конец.

Унока оказался проворнее. Соскочив с седла, он сшиб томагавком подвернувшегося противника и в два прыжка был уже у заветной цели. Не раздумывая, он схватил устройство, поднял его вверх и нажал на спусковой крючок. Видно, парень внимательно наблюдал, когда Франклин показывал, как надо обращаться с этим оружием.

Taloi, не сделав больше ни шагу, все до единого попадали на землю.

И армия претендента, от которой осталось не более половины, пустилась в бегство.

– Не догонять! – закричал Джеймс. – Не…

Его крик заглушили улюлюканья ямакро и кьявахов, которые, спускаясь с холма, кинулись вдогонку бегущим. Захваченный порывом, он рванулся было за ними, предвкушая кровавую резню. Индейца ведет в бой не здравое рассуждение, а ярость страсти. Земли, добыча или национальные интересы мало что значат для них. Покрыть себя славой, добыть скальпы врагов и украсить ими родную деревню – вот то единственное, ради чего они рвутся в бой.