От Святоши для меня никогда не было особой пользы. Но когда он забрался ко мне на полубак, вид у него был столь озадаченный и жалкий, что я не мог не обратить на него внимания.

— Что случилось?

— Вельбот и Умник. Они пропали.

— Пропали? Что значит — пропали?

Вельбот. Мой лучший друг. Он не мог меня бросить.

Куда, черт побери, он мог деться? Борта «Дракона» были границей нашего мира.

— Прыгнули за борт, надо полагать. Никто их не видел с тех пор, как они выловили Малыша. — Он помолчал, глядя на море с видом, обычно предшествовавшим очередной проповеди. Можно сказать, с благоговейным трепетом. — Старик хотел с ними поговорить насчет того, почему фрейландская каравелла не сгорела. Однорукий Недо говорит, будто они вылили большую часть масла в море, а не на палубу.

— Вельбот?

Умник — может быть. Он был странным и непредсказуемым, но не самым большим женоненавистником на «Драконе-мстителе». Для Вельбота же крики истязаемой женщины звучали словно музыка арфы.

— Да.

— Странно. Очень странно.

Человек, выловивший Малыша из моря у Данно Скуттари, тоже через несколько часов отправился за борт. Приносил ли Малыш несчастье? Вряд ли. Потеря кого-то — случай необычный, но не беспрецедентный. Собственно, Старик оставил Малыша на корабле по большей части потому, что за неделю до этого мы потеряли еще одного человека.

Но мятеж? Отказ поджечь захваченный корабль? Это было выше моего понимания.

— Вельбот? В самом деле?

Здесь было нечто большее, чем могло показаться на первый взгляд. Я это чувствовал — нечто из ряда вон выходящее, нечто почти сверхъестественное. То же, что привело Святошу в подобное состояние.

Я чувствовал, что еще немного, и на меня снизойдет некое крайне важное откровение, словно бабочка истины на тонких как паутина крыльях. Словно сами боги пытались коснуться меня, дать мне урок. Я представил себе мрачное лицо Умника, выглядывающее из-за постоянной книги. В глазах его мерцал веселый огонек, который всегда возникал, когда он намекал на свою тайну.

Возможно, он действительно знал путь домой. Но сейчас, в милях от берега, посреди шторма, место и время для начала подобного путешествия выглядело весьма странно. За пределами «Дракона» не было ничего, кроме морской пучины и рыбьих зубов.

Или они поплыли на фрейландскую каравеллу? Вряд ли они могли ожидать пощады от возможных спасителей.

На «Драконе-мстителе» никто не погиб — по крайней мере, на моей памяти, хотя о тех временах, когда я на нем появился, у меня остались лишь туманные воспоминания. Сражения могли быть жестокими, страшными и кровавыми. Палуба могла стать скользкой от крови. Ток, который также исполнял роль нашего судового врача (его бывшая профессия), мог целыми днями зашивать и прижигать раны, вправлять кости, но никто из нас не был передан в руки Святоши для похорон среди рыб. Молиться ему приходилось лишь за спасение душ наших врагов.

Мы, как и сам «Дракон», носили на себе тысячи экзотических шрамов, но, как говорил Колгрейв, нас хранили сами боги. Лишь беспокойный и предательский океан мог похитить душу с «Дракона-мстителя».

Неудивительно, что Старик мог подвергать судно и команду такому риску, который наверняка бы привел к мятежу на самом дисциплинированном итаскийском военном корабле. Мы считали себя бессмертными. За исключением Старого Барли, нас страшило лишь завершение нашей миссии и колдовская ловушка, которую нам наверняка кто-то когда-нибудь подстроит.

Что станет с нашей бандой головорезов, если мы найдем Тот Самый корабль или если боги лишат нас своей благосклонности?

Мы приблизились к тролледингцу, который теперь скрывала больше наступающая темнота, чем шторм.