При издании его мемуаров в 2007 г. пришлось сделать отдельный словарь диалектных мерянских слов. Вероятно, крестьяне Мерянской дороги составляли один из последних островов недоассимилированной мери, окончательное вхождение которой в состав русской народности произошло менее чем сто лет назад.
Костромская меря — самая восточная, дольше всех сохраняла дорусскую идентичность. Способствовала тому удаленность от городских центров, почти что северный климат, препятствовавший притоку населения извне, и наличие этнически близких соседей — марийцев. Меряно-марийская граница проходила по реке Унже. Согласно летописям и другим историческим документам, предки современных марийцев имели на востоке Костромской области несколько собственных княжений и время от времени ходили в военные походы на Галич Мерский. Недаром слова и топонимы, очень похожие на мерянские, встречаются у западной диалектной группы марийцев. К примеру, исконное название одного из главных марийских населенных пунктов Нижегородчины, райцентра Тоншаево — Пижымбал, где снова читается мерянское бал — «деревня».
Иногда в поисках мерян не надо забираться в глушь, так как мерянские поселения располагались и на территории столицы России — Москвы. Однозначно мерянскими топонимами атрибутирован, например, московский район Шаболовка, где есть характерный мерянский топоформант бола или бол, что значит «деревня». Коренные москвичи и по сей день склоняют название главной реки столицы не по славянским канонам, а по прибалто-финским: вместо «река Москва» или на «реке Москве», говорят: «Москва-река» или «на Москва-реке». Финно-угорские наименования географических объектов в отличие от славянских предполагают сначала собственно название, а потом классификацию объекта: река, гора, поле, озеро и т. п. И склоняется в этой паре только классификация объекта, а наименование остается неизменным. Так и получается «на Москва-реке», хоть это и противоречит литературным канонам русского языка. Само слово «Москва» по одной из версий также происходит из мерянского языка. Орест Ткаченко предположил, что древнейшая форма слова «Москва» — Москов — может быть связана с мерянским словом моска — «конопля». Его гипотезу подтвердила одна из писцовых книг XVII в., где Москва-река выше Москворецкой Лужи (современные Лужники) названа Коноплевкой.
Еще одним аргументом в пользу «конопляной» версии является существование Капельского переулка в московском районе Проспекта Мира. Речка Капелька, протекавшая здесь и сто лет назад заключенная в трубу, раньше называлась Конопелькой. Однако самыми известными наследниками мерян выступают в России отнюдь не парфеньевцы, а кацкари. Так называет себя субэтнос русского народа на северо-западе Ярославской области, проживающий по реке Кадка с притоками. В языке современных кацкарей сохранились десятки живых мерянских слов — они опубликованы и введены в научный оборот ученым-краеведом Темняткиным. Он же организовал в одном из кацких сел музей кацкарей, где автор этого материала собственными ушами слышал рассказ про мерянского демона Чугрея, являющегося кацкарям в виде воздушного вихря, весьма похожего на персонажа традиционной демонологии удорских коми — шувгея. Впрочем, есть у кацкого субэтноса и другие не менее уважаемые предки — балты и славяне. В кацкой традиционной культуре смешались все три этнических элемента. Но интересней другое: кацкари, наверное, единственная в России оформившаяся локальная идентичность, осознающая свои мерянские корни. Меряне не растворились в веках, как пишут иногда в популярных книгах по истории, они составили субстрат (подоснову) северной великорусской народности, перешли на русский язык, и их потомки называют себя русскими. Вот почему нет ничего удивительного, что в 2006 г. ДНК-пробы местных жителей оказались финскими, а вовсе не славянскими. |