на бывшей его этнической территории фиксировались так называемые «мерские» (мерьские) станы — небольшие административно-территориальные единицы. Вероятно, по мере интеграции мери в большой этнически сложный московитский (позже российский) народ выделялись окраинные островки, не подвергнувшиеся сильной ассимиляции.
Мерянские сказки и манеры их рассказывать стали неотъемлемой частью русского фольклора России. Парфеньевский район Костромской области — северный, лесной, расположен у южных границ европейской тайги, неподалеку находятся Галич Мерский и старинный город с прибалто-финским названием Чухлома, южнее — территория одного из мерских станов. Один из крупнейших ученых-мерянистов нашего времени профессор Орест Ткаченко, автор монографии «Мерянский язык», указывает на прием смежных синонимичных повторов в русском фольклоре как характерную мерянскую черту. И приводит один пример — «черт меня бросил, а водяной кинул» — из русской сказки. Мерянский язык повлиял на русский на всех уровнях.
В фонетике северных великорусских говоров на территории бывшей Мерянии сплошь и рядом встречаются такие языковые явления, как неразличение звонких и глухих согласных, редукция одного из согласных в начале слова, если они следуют друг за другом, и другие характерные финно-угорские черты.
Первые этнографы Пошехонья и костромских земель, как писал Орест Ткаченко, сообщали о местном произношении слов «брат» как «бат», «ветка» как «ведка». Что до лексики, то никакой статьи не хватит перечислять мерянские слова на названных территориях. Профессор Ткаченко указывает на глагол ковылять (родственное финск. Kavalla — «ходить, слоняться»), северорусское урма — «белка» (родственное вепсское огаи и коми ур — «белка»), костромское си ка — «свинья» (ср. финск. sika — «свинья»), лейма — «корова» (на эрзянском — лишме), ярославское тульяс — «огонь» (родственное финск. tulli и марийское тул — «огонь»), северорусское векса — «протока из озера», ярославское бяни — «вилы», общерусское кока — «крестная мать» и еще десятки других. Более обстоятельно данная тема раскрыта в классической монографии ученого «Мерянский язык».
Вошедшей в литературный русский язык особенностью склонения существительных мужского рода стало наличие в родительном падеже формы на — а, — я («купить чая») наряду с формой на — у, — ю («купить чаю»). Типологическая параллель существует только в прибалто-финских языках. Ни в одном из славянских языков такого нет. В славянских языках нет и особой притяжательной конструкции «у меня есть». Украинец всегда скажет «маю» (имею), поляк и чех — «мам», беларусы тоже говорили аналогично до реформ беларуского языка, сблизившего его с русским, и только русский — «у меня есть». Между тем во всех финно-угорских языках эта формула воспроизводится дословно, как и в русском. В словообразовании мерянский субстрат выражен наличием сложных взаимоусиливающих слов: руки-ноги, пить-есть, жив-здоров, нежданно-негаданно, такой-сякой — очень типичных для финно-угорских языков. Даже старинный сказочный зачин «жили-были» изначально был распространен на бывшей мерянской территории и в финно-угорских языках. В славянских ему соответствует «был», «жил один», «однажды жил…» и пр. Сказки же представляют собой древнейший и довольно консервативный в смысле формы слой фольклора.
Они являются этногенетическими характеристиками народа — такие вещи плохо заимствуются. И это крайне любопытный факт: мерянская языковая формула начинает русские сказки. |