Тонкий покров снега разбавляет черную мглу. С каждым шагом подошвы обуви все глубже вязнут в подтаявшей жиже. Достав телефон, я включаю фонарик, чтобы осветить нам путь. Мы сдвигаемся к узкой засыпанной галькой тропинке, и идти становится значительно легче.
Анна шокированно молчит, вцепившись в мой локоть. В ее голове сейчас хаос и полная неразбериха, но она изо всех сил старается сохранять самообладание. Я даю ей время побыть наедине со своими мыслями и не лезу ни с сочувствием, ни со словами поддержки. Потому что как никто знаю, каково это, когда все, чем ты жил и во что верил, в один момент оказывается ложью.
– Он там. – Аннабель резко останавливается, жестом указав куда-то в темноту. Я бывал здесь не так часто, как она, и поэтому гораздо хуже ориентируюсь на местности. – Пруд там… слева, – поясняет она, глядя в клубящийся мрак.
Я киваю, ничего не ответив, и мы продолжаем идти вперед. На наши головы снова начинают падать крупные хлопья снега. В лунном свете снежинки напоминают белые цветы. Так тихо вокруг, что слышны звуки нашего дыхания. Аннабель по-прежнему не спрашивает, куда мы идем. Дорожка из гальки заканчивается у полуразрушенной деревянной беседки, и следующие тридцать-сорок метров мы идем по голому полю, пока не упираемся в широкий ствол высохшего каштана.
Лысые ветви черными змеями сплетаются над нашими головами в причудливый клубок. Посреди бескрайних полей, припорошенных выпавшим снегом, это дерево кажется старым трухлявым кораблем, налетевшим на риф и потерпевшим крушение. Под самим каштаном снега нет, гуляющие ветра согнали сюда пучки сухой травы и листвы, на которые я, не боясь запачкаться, бесстрашно сажусь и утягиваю Аннабель за собой. Прижавшись друг к другу, мы облокачиваемся спинами на растрескавшийся вековой ствол и задумчиво смотрим в раскинувшееся над нами звездное небо. Положив телефон на колено, я прикуриваю сигарету, наблюдая, как вьется вверх серый дым, постепенно растворяясь во тьме.
– Не замерзла?
Она отрицательно качает головой, бросив на меня беглый взгляд, а потом снова возвращается к созерцанию небосвода.
– Мы с Мири часто сюда приходили, – внезапно заговаривает Аннабель. – Это место стало нашим любимым тайным убежищем после того, что случилось с Кевином в пруду. Я же тогда не знала, что каштан тоже хранил мрачные тайны. – Она горько улыбается уголками губ. – А теперь мне кажется, что страшные тайны тут закопаны под каждой кочкой.
– Ферма полностью оправдывает свою дурную славу, – соглашаюсь я.
– Ты не задумывался, почему Бенсоны дали ей название «Индиго»?
– Ну, во-первых, они занимались производством красителей, – пускаюсь я в рассуждения. – Во-вторых, оттенок индиго в каком-то роде имел для них сакральное значение. Во время обрядов Камерон писал синим цветом на лбу своих прихожан слово «истина», старший жрец носил синий балахон, а кресты были инструктированы синими камнями. По-моему, взаимосвязь очевидна.
– Ты так спокойно об этом говоришь, словно речь идет об обыденных вещах, – выпустив изо рта облако пара, замечает Анна. – И так много знаешь о чудовищном прошлом этих мест.
– У меня были годы, чтобы разобраться во всем, но вначале находился в таком же шоке, как ты сейчас. – Ответив, я медленно затягиваюсь сигаретой.
– Отличный получился бы сюжет для твоего очередного триллера, – невесело ухмыляется Аннабель и поворачивает голову, встречаясь со мной взглядом. – Мириам не побоялась написать любительскую версию случившегося. Дело за тобой.
– Ты бы стала читать?
– Да, стала бы, – уверенно кивает она. – Но с одним условием. |